Екатерина Бердичева - Мой красный дневник

– Ой, Вы спрашивайте! – Всплеснула руками Ирина. – А хотите, я расскажу, как все было?

Борис облизнул ложку и кивнул головой.

– Ну, когда мы немного выпили, мне захотелось потанцевать. – Начала Ирина. – Ведь в зале играла такая музыка! Мы с Олежкой, это тот парнишка, которого привела Ксения Григорьевна, ты же помнишь, да? – Это она спросила у меня. Я кивнула. – Мы пошли танцевать. И тут мимо нас, чуть не сбив, пролетела Светка, а на ее глазах были слезы. Елена Михайловна, ты извини, конечно, но это она из-за тебя плакала.

Я подняла глаза вверх и громко вздохнула.

– Нет, я понимаю, что ты не причем, но Сам Саныч недвусмысленно ухаживал за тобой…

– Света пробежала и…? – Вернул ее к интересующей теме Борис.

– Мы еще немного потанцевали, а Светка все не шла. И я говорю Олежке: пойду, посмотрю… И пошла. В курилке ее не было, в фойе тоже. А в туалете…

Ирку передернуло.

– До сих пор перед глазами кровь… и нож в горле! – Пожаловалась она.

– Ирочка, может, обратили внимание, кто-нибудь выходил из зала?

– Нет… Ксения вроде танцевала рядом с каким-то мужичком… Не видела.

– Скажите, а в каких отношениях Света была с вашим коллективом?

– В нормальных. Она вообще была девушкой тихой. О себе почти ничего не говорила.

– А о чем же вы разговаривали, когда пили чай?

– О моде, о нарядах… о мужчинах. – Покраснела Ира.

– И как она о нас говорила? – Улыбнулся Борис.

– Хорошо. А о Вашем брате вообще не говорила. А мы не спрашивали. Понимаете, Борис Александрович, город у нас маленький, зарплаты – копеечные! Мы за свое место держимся и в чужие дела носы не суем.

– Жаль, что не суете, Ирочка. Спасибо за содержательный рассказ, но нам надо ехать дальше. Как Вы думаете, с кем из вас Света была наиболее близка?

– С Ксенией Григорьевной. У них даже общая маникюрша была.

– Спасибо за угощение, Ирочка. Как мне приятно было с Вами познакомиться!

– А Вы к нам заезжайте! – Сложила ручки Ира. – Я буду рада снова увидеться с Вами!

Ах, как же она мило краснеет! У меня от всего этого сиропа началась изжога: в конце концов, спать я сегодня лягу или нет?

Едва мы сели в машину, с его лица сползла улыбка и он скомандовал:

– Звони Ксении. Если кто-то в вашей конторе что-то знает, так это именно она.

– А у братика любимого спрашивать не пробовал? Все-таки он со Светой спал сколько лет. Может, что и вспомнит?

– Спал – не значит знал. Знаешь, в чем отличие между мужчиной и женщиной в сексуальной связи? – Он развернулся ко мне и широко улыбнулся. – Женщина хочет знать о своем избраннике все, что у него за душой. А мужчине ничего, кроме тела, не надо.

– И что, за столько лет он не удосужился о ней ничего узнать?

– Ну почему же: паспортные данные, прописка…

– Кстати, а ее родных в известность поставили? – Встрепенулась я. – Они, наверное, волнуются!

– Она не местная, Леночка.

– Да-а? Не знала! Но ей же должна звонить мама, родственники?

– Пока ты утром описывала вечерние события в своем дневнике, я проверил ее телефон. И таких контактов в нем я не нашел.

– Что же это получается, она из детдома? Ты запросил паспортный стол о том, откуда она?

– Брат должен сегодня узнать и позвонить мне.

Это правильно. – Я достала айфон и нашла номер Оксаны.

К телефону никто долго не подходил, и мне пришлось звонить еще раз. Наконец, сонный мужской голос хрипло алекнул.

– Доброе утро, уважаемый! – Бодро поздоровалась я. – А Ксения где?

– Хто? – переспросил мужчина.

– Ксюха, Оксана… Мальчик, проснись уже! К тебе еще девочка едет! Вызывал?

– Неа… А ты хто?

– Конь в пальто. Ты сейчас где? И с кем?

– Танька? – Вдруг как-то засуетился мужичок. – Я это…

– Отдай телефон, идиот! – Раздался где-то рядом Оксанин голос. – Это не тебя! Алё!

– Ксения Григорьевна, это Елена Михайловна. Господин Панкратов просил меня подъехать и задать пару вопросов.

Надо отдать должное Ксении Григорьевне, ее мозги включились сразу.

– Ты когда будешь?

Я немного подумала.

– Десять – пятнадцать минут. И, Ксения Григорьевна, у меня мало времени. Поэтому прошу разрешения не откладывать визит.

– Это по поводу Светы?

– Да. – Сказала я и, отключившись, взглянула на Бориса. Тот смотрел на дорогу и улыбался. Отвернувшись, я включила первую передачу и медленно тронулась. Шипы, конечно, на льду спасают, но береженого Бог бережет.

– Ты обещал отвечать на мои вопросы. – Напомнила я.

– Обещал. – Согласился он. – Ты поехала со мной только из-за этого?

– Знаешь, – я вырулила на центральную улицу. Торопившиеся сделать последние закупки перед праздниками горожане цепочками бегали через пешеходные переходы с озабоченными лицами и большими сумками. – И поэтому тоже. Уж очень интересно, во что твой братец умудрился втянуть всех нас, и чем мне лично это угрожает. Согласись, лучше узнать об этом из первых рук, чем слушать в пересказе какой-нибудь Мани или Тани. Или ментов нашего отделения.

– Возможно, ты права. Так что тебя интересует?

Пропуская группу экскурсантов, перебегавших дорогу от одной церкви к другой, я задумчиво спросила:

– Скажи, я так понимаю, ты – младший брат, и у тебя совершенно другая, своя жизнь. Тогда почему Александр настолько спокойно переложил решение этой проблемы на твои плечи?

– Я – старший. – Ровно сказал мужчина, разглядывая высокую елку, наряженную перед зданием администрации. – И меня так воспитал отец. Если ты – старший в семье, то отвечаешь за покой и благополучие всех ее членов.

– Для старшего ты какой-то… молодой! – Улыбнулась я. – Сколько тебе лет?

– Сорок четыре.

У меня приподнялись брови.

– Хорошо выглядишь. А кем ты работаешь?

– Потомственный военный.

– Судя по твоей тачке, торгуешь оружием в горячих точках? – Поддела его я, и тут же пожалела. Он внезапно развернулся и полыхнул глазами так, что я прикусила язык.

– Думай, что говоришь! – Прошипел он. Костяшки на сжатых кулаках побелели.

Я отвернулась и включила сигнал поворота налево. Там, в переулочке, на месте выселенных в многоэтажки на окраине города жильцов частного сектора, белели хорошенькие новенькие домики в четыре этажа со шлагбаумами на въезде и охранниками во дворе. И в одном из этих светленьких домиков жила Оксана. Подъехав к посту, я тихонько бикнула. Из боковой двери, не торопясь, вышел пузатенький охранник и, почесываясь, вразвалку подошел к машине. Я нажала на кнопку стеклоподъемника.

– Вот он, – Борис кивнул на зевающего в небо мужичка, – воровал во внутренних войсках. А я – все чеченские…

– Извини. – Коротко сказала я. Почему-то стало неприятно не только за свои слова, но и вообще с ним разговаривать.

Знаешь, мой красненький дневничок, войны – это такая гадская мужская придумка… Политики меряются хитростью и получают деньги от концернов, производящих оружие. Олигархи и торговцы, прикрываясь высокими словами и чувством патриотизма, провозглашаемым политиками, потирают руки и считают миллионы. Артисты поют выбивающие слезу песни о Родине и покупают коттеджи на другом континенте. Не умеющие логически мыслить жертвы пропаганды потрясают флагами и орут, что кругом – враги. Им в ближайшем военкомате дают автомат и гонят на убой в горы, равнины, болота, где они, мучимые холодом, голодом и поносом, начинают понимать, в какую задницу попали. И никакие деньги, выплачиваемые за эти спецоперации, не вернут зоркость глазам, упругость простреленным мышцам и хорошую работу кишечника. А гнать людей на убой ради газопровода или нефтяной скважины, а потом этим гордиться – извините, но, по-моему, это просто беспринципно. Тем более, кроме мужиков с той и другой стороны, в войнах страдают безвинные женщины и их дети, которые иногда толком и не успевают понять, как красив этот мир. Подвалы вместо голубого неба. Грохот орудий вместо весенней грозы… Страх и боль в глазах матери, которая не знает, чем завтра накормить свое дитя, и будет ли над их головой хоть какая-то крыша… Я поморщилась.