Лидия Луковцева - И нас качают те же волны

… Никита все думал над этим вопросом, когда однажды, реагируя на повизгивание Дика, не подошел к забору. Он увидел в щель, как по шустовскому двору совершенно свободно дефилируют пацаны из Центра детского творчества и ныряют в тихановичевский двор. Вечером с помощью подручных средств он оторвал широкую доску от своего забора, и это стало первым шагом на пути его противоправных действий. Теремок притягивал его, как магнит. В нем говорил и любитель старины – недаром он выбрал исторический факультет, мечтая об археологии, и эстет – этот домик пробуждал чувство прекрасного даже в том, в ком, казалось, оно уснуло вечным сном, и влюбленный рыцарь с прагматическими наклонностями. Свадьба могла произойти в замке – в русском стиле – и с минимальными затратами, без выклянчивания родительского благословления.

Он кружил вокруг терема, как приклеенный, вынашивая идею, пытаясь найти ветхую ставню или плохо закрытую дверь на втором этаже, но все было надежно закрыто. Он даже вычислил график работы дяди Коли, тот был электриком в санатории и дежурил сутки через трое, и в эти сутки по вечерам, когда пацаны из Центра отправлялись по домам, чувствовал себя полновластным хозяином терема. Однажды он лежал, закинув руки за голову, на деревянной лавке, намертво прибитой к полу, в галерее, опоясывающей дом. Взгляд его блуждал по навесу (галерея была крытой), затем переместился на стоявший около лавки стол, также прибитый, опустился ниже. Круглую столешницу из какого-то твердой породы дерева поддерживала толстая ножка в форме львиной лапы. Никита подивился в очередной раз изяществу резьбы: каждый палец на деревянной лапе, каждый коготь на пальце был выточен. Вдруг взгляд его зафиксировал какой-то небольшой предмет под одним из пальцев зверя. При ближайшем рассмотрении предмет оказался тем самым кольцом, в том самом полиэтиленовом кармашке.

– И ты не придумал ничего лучшего, как взять его себе? – возмущенно закричала Лиза.

– Надо было оставить его там? – поинтересовался Никита.

– Оно твое?!

– Надо было отнести его в полицию! – закричала Лизина мама.

– И как бы я объяснил, что я делал в чужом дворе? Тем более, что хозяин дома пропал?

– И ты хотел подарить мне ворованное? – закричала Лиза.

– Да почему ворованное-то? Я его нашел!

– В чужом доме!

– Да если бы Сергей Михайлович вернулся, я бы его отдал!

– Это каким же образом? Если ты мне его хотел подарить! Просто тебя Чума опередил!

– Сергея Михайловича уже полгода не было!

– А должен год пройти, чтобы человека стали считать отсутствующим и пять – чтобы умершим!

– Год уже прошел! Я не Пенелопа!

– При чем тут Пенелопа? И что прикажешь теперь с этим кольцом делать? Если ты сейчас с ним явишься в полицию, вряд ли даже твой папа сумеет тебя отмазать! В свете последних событий!

– Не трогай папу!

– Ну конечно! И маму тоже! Твоих любящих папу и маму!

– Как будто твои папа и мама тебя не любят!

Бурный диалог меньше всего походил на голубиное воркование влюбленных. И это был не тот случай, когда милые бранятся – только тешатся. Казалось, грядет рукоприкладство.

– Ну и что! – Лиза исчерпала свои аргументы. Последняя фраза была сродни отчаянному хлопанью дверью уходящего побежденного. Но последнее слово, согласно ею самой заведенной традиции, должно было остаться за ней.

– Ну и все!.. – суммировал Никита все вышесказанное.

Однако не на ту напал! Лиза не собиралась нарушать собственные традиции.

– Дурак!

– Найди умного!

– Горе ты мое, – тяжко вздохнула Лиза, и, наконец, настал штиль.

Людмила Ивановна и мама Лизы в этот бурный диалог, состоящий сплошь из восклицательных знаков, не вмешивались, только, оглушенные, переводили взгляды с одного на другого.

– Ребята, – наконец осмелилась Людмила Ивановна. – Если вы не возражаете, я возьму это кольцо на время. Я все-таки надеюсь разобраться в этой истории. Могу написать расписку.

– Не надо расписку. Мы не возражаем, – с облегчением сказала Лиза. Ей претила мысль, что это колечко, от которого вдруг повеяло криминальным душком, будет у нее в доме. – А вы в полицию его не понесете?

– Ну что вы, нет. Пока, во всяком случае.

– Если бы у вас получилось разобраться, – с надеждой вымолвил Никита – не муж, но еще мальчик, как выяснилось.

– А как вы разберетесь? – поинтересовалась мама Лизы.

– ОБС, – пожала плечами Мила.

Прощаясь с Людмилой Ивановной на площадке, Лиза горестно вздыхала.

– Ну, что мне с ним делать?

– Да ничего вам с ним делать не нужно. Это ведь все ради вас затевалось, прочувствуйте! Перерастет, перемелется!

– Да, а пока перерастет, еще чего-нибудь натворит!

Тон у девушки был уже совсем другой – доверительный.

– Ну – немножко повоспитывайте!..

– Как?. Ему двадцать два!

– Да, поздновато, – вздохнула Мила. – А то я могла бы порекомендовать вам один педагогический прием из арсенала моего зятя.

– Ваш зять – педагог?

– Я бы сказала, это у него от Бога.

Как-то молодая семья Емельяновых отправилась в супермаркет за покупками в полном составе, поскольку мальчиков оставлять дома одних было несколько рискованно. Вполне адекватные и легко внушаемые поодиночке, вместе они представляли собой некую сущность, новообразование, каждая половинка которого была вполне самостоятельна физиологически, а мозг был един. Вернее, мозг каждой половинки работал на одной волне с мозгом другой, в едином ритме и направлении. И этот общий мозг интегрировал такие идеи по части каверз, которые не способен был породить поодиночке мозг ни одной из половин.

Пока Юля с груженой тележкой стояла в очереди в кассу, Стас пошел взглянуть на машину. Мальчики, потихоньку дистанцировавшись от потерявшей на какой-то миг бдительности мамы, устроили игру в прятки и спрятались надежно. Мама решила, что сыновья без разрешения, поскольку она была занята с кассиром, убежали к папе, и, толкая тележку к выходу, уже готовила для мальчиков речь по этому поводу. Когда мама с тележкой вышла из магазина, первым вопросом шедшего навстречу папы был – «а где мальчики?».

Папе и маме хотелось бы мчаться назад в магазин быстрее молнии, но ноги у них буксовали. Юля побежала к лифту, поскольку мальчики любили на нем кататься, а эта возможность выпадала им нечасто. Папа, пометавшись без толку какое-то время по залу, включил свои технические мозги и попытался рассуждать логически. Логика подсказала ему, что нужно встать в центре зала и ловить чутким ухом нехарактерные для магазинного обычного шума звуки. Ухо уловило звук разборки неподалеку, и он, по-прежнему буксуя, стал передвигаться на этот звук. Два хулигана семи лет от роду стояли, понурившись, в виду перевернутой тележки с хлебобулочными изделиями, перед разьяренным дядей-администратором. Дядя фальцетом вопрошал «Где ваши родители?».