Елена Логунова - Помеха справа

От нечего делать я рассматривала открывшуюся мне картину. Вполне симпатичную – дом у нас трехэтажный, с толстыми стенами, высокими потолками и уютной бюргерской архитектурой, его еще пленные немцы в пятьдесят втором году построили. Два крыла неравной длины образуют прямой угол, короткой стороне параллельна оживленная улица, а вдоль длинной, куда выходят окна нашей квартиры, тянется зеленая зона. Там травка, липы и сосны в четыре ряда – и никаких тропинок, кроме протоптанных собаковладельцами и их питомцами.

В период локдауна это было очень оживленное место, какая-то собачья Пикадилли – кажется, все хвостатые и усатые-полосатые района там выгуливались, причем не только песики, но и котики, и хорьки, и дюжие морские свинки. Я даже игуану на поводке и в шлейке как-то видела! А некоторые собаки гуляли под нашими липами так часто, что я стала узнавать их морду лица.

Особенно мне запомнился один мопс, он, наверное, использовался для легализации прогулок всех жильцов многоквартирного дома: уходил из сквера с одним двуногим сопровождающим, вскоре возвращался с другим – и так с утра до вечера. На редкость строен и поджар сделался этот изначально жирненький мопсик к концу карантина…

Сейчас в «зеленке» у нашего дома тоже прохаживалась собака, но одинокая, без своего человека. Я присмотрелась издали – в ошейнике, но без поводка. Потерялась, что ли?

Собака бродила по траве, обнюхивая стволы деревьев, но вдруг вскинула голову, насторожилась – и через пару секунд рыжей молнией метнулась к дому.

Куда это она? Надеюсь, не кота гонять?

У наших соседей со второго этажа есть кот, который гуляет сам по себе. Он важен, толст, нетороплив и абсолютно уверен в своей безопасности, а тут какая-то незнакомая собака…

Я встревожилась и заторопилась через дорогу – как раз зажегся зеленый, – спасать кота. Но еще с пешеходной «зебры» увидела, что собака нацелилась вовсе не на него.

Вдоль длинного фасада дома по дорожке под балконами к воротам, ведущим во двор, короткими переходами двигалась старушка Татьяна Васильевна из десятой квартиры.

Ей уже далеко за семьдесят, но она все еще работает, преподает деткам русский язык и литературу. Школа, где она трудится, находится совсем рядом, всего в квартале от дома, и Татьяна Васильевна ходит туда и обратно пешком. При этом она всегда изрядно нагружена, потому что письменные работы проверяет не в учительской, как ее более молодые коллеги, а у себя дома – неторопливо и обстоятельно. Тетрадок много, они объемные и тяжелые, и Татьяна Васильевна не расстается с черным кожаным портфелем, знававшим лучшие времена. Округлый, почти бесформенный, он всегда блестит и источает запах гуталина…

Может, собаке этот аромат не понравился? Или, наоборот, почему-то привлек ее?

Бедная Татьяна Васильевна в очередной раз остановилась и поставила свою нелегкую ношу на землю, давая себе передышку, и тут набежавшая сбоку четвероногая разбойница цапнула скобку кожаной ручки и потащила портфель прочь от его законной владелицы!

Ну как потащила? Поволокла с заметным усилием, подпинывая на ходу передними лапами, роняя, валяя в пыли и опять подхватывая за ручку.

Я неуверенно хихикнула, но спохватилась и ускорилась, намереваясь сделать то, что не под силу усталой старушке: догнать хвостатого грабителя и вернуть портфель Татьяне Васильевне.

Бабушка, впрочем, и сама уже пустилась в погоню, но та в ее исполнении выглядела жалко. Старушка-учительница, держась одной рукой за поясницу, другую простерла вослед удаляющейся псине с портфелем и сделала пару неверных шагов. При этом она взывала хорошо поставленным учительским голосом:

– Собака, ты куда? Вернись сейчас же! Я кому сказала?

– Встань и выйди из класса, – пробормотала я, потому что это напрашивалось само собой. – И без родителей не возвращайся…

Родителей, то есть хозяев предприимчивой собачки, по-прежнему не было видно. Сознавая свою роль в истории, я обогнала Татьяну Васильевну и уже почти настигла разбойную псину – та двигалась на пониженной скорости, потому как портфель ей очень мешал. Я наклонилась и потянулась, собираясь схватить собаку за ошейник, и тут вдруг за моей спиной страшно грохнуло – как будто что-то взорвалось.

Я рефлексивно отскочила в сторону, чуть ли не в воздухе, в прыжке – в пируэте, как фигуристка! – развернулась и увидела широкий столб не то дыма, не то пыли.

Из него, чихая и кашляя, выдвинулась Татьяна Васильевна. По моей ноге мазнуло мягким – это собака, бросив портфель, подбежала к старушке и запрыгала вокруг нее, всем своим видом и поведением изображая искреннюю радость.

– Ах ты, умница, – почему-то говорила ей соседка. – Хорошая собака, молодец!

– Садись, пять, – снова машинально пробормотала я.

Пыль оседала, открывая картину неожиданных разрушений. На узком тротуаре, как раз там, где устраивала привал уставшая старушка-учительница, лежал помятый и разбитый короб с непонятным барахлом.

Осмотревшись и углядев дырку в стене под крышей, я поняла, что случилось: сорвался и упал тяжелый кондиционер. Вместе с одним кронштейном – второй так и торчал в стене одиноким крюком.

– Витька, черт безрукий, ты как новый кондюк повесил? На сопли свои налепил его?! – донеслось сверху.

Тетя Соня Соломонова из второго подъезда, опасно перегнувшись через перила своего балкона, рассматривала дырку в стене и ругала супруга. Тот появился в окне, высунулся наружу, зачем-то пощупал уцелевший кронштейн и снова спрятался, плотно закрыв раму.

– Убью, бестолочь! – убежденно пообещала тетя Соня нам с Татьяной Васильевной и тоже скрылась в квартире.

– А я же как раз там стояла, на том самом месте, – опустив взгляд с горних высей, где бушевал ангел возмездия тетя Соня, на разбитый кондюк, поразительно спокойно сказала старушка-учительница. И вдруг охнула, схватилась за сердце – осознала: – Да если бы собачка не увела меня, не спасла…

– Тихо, тихо, – я подхватила Татьяну Васильевну под локоть, помогла дойти до ворот и присесть там на выступ-лавочку. – Все хорошо, обошлось, ничего страшного не произошло… пока. – Тут я оглянулась на окна квартиры Соломоновых, где что-то страшное могло происходить прямо сейчас. – Надеюсь, тетя Соня не убьет дядю Витю…

– За сорок лет не убила – и сейчас пощадит, – хмыкнула Татьяна Васильевна и огляделась: – Собака где? Спасительница моя. Иди сюда, хорошая, иди ко мне, умница!

Хорошая умница охотно подбежала к нам и села у ног старушки, преданно глядя ей в лицо и, кажется, улыбаясь. Я плохо разбираюсь в собачьей мимике – опыта маловато. Всего-то одного мопса продолжительно наблюдала в локдаун, да и у того единственная мина была – гримаса неизбывного страдания.