Иоанна Хмелевская - ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире]

— И ты…

— Тоже спустилась на лифте в гараж, сама понимаешь, выезд из него только один.

— И что?

— Уже начинают пропускать транспорт. Записывай, «пежо», серебристый металлик, WXF169T, и второй, комби, кажется «мерседес», с замазанными окнами, тут за номер не ручаюсь, но вроде WGW528X. Темно-зелёный.

Умница Марта схватила валявшуюся на столе ручку и записала номера замеченных Анитой машин на каком-то обрывке бумаги.

А Анита продолжала:

— Если же они сообразили подержать Котю в гараже и вывезли позже, то считай пропало, я ждать не могла. Или, может, раньше, успели до меня, но сомневаюсь. А номера этих машин я записала лично. Ты тоже его узнала?

— Конечно. Надо сказать, он мало с тех пор изменился, прибавилось немного морщин — и все. Даже не полысел, паршивец!

— А должен был отрастить бороду и покрасить волосики, — рассудила Анита. И добавила:

— Хотя зачем? Столько лет безнаказанности, совсем распоясался.

— И такие покровители…

— Ага, это ещё не все! — спохватилась Анита. — Утром в номере, что прямо над моим, обнаружили какой-то совсем другой труп, меня расспрашивали, но мне было не до них, боялась опоздать на самолёт. Второй труп я по дороге вспомнила, но сейчас опять забыла его фамилию. Ну все, поехали. Кончаю. Не исключено, что я ещё кое-что заметила, но сейчас не могу говорить. Позвоню позже. Привет!

Я положила трубку, Марта тоже. И всполошенно поинтересовалась:

— Что это было? Начала я не слышала. Что значит — давний приговор? Опять история, прошлые времена? Ты все понимаешь?

Я кивнула задумчиво, размышляя о своём.

— В принципе понимаю. Этот Константин Пташинский…

— Погоди. Какой Константин Пташинский?

Я сообразила, что с Пташинского Анита начала, так что пришлось Марте вкратце пересказать. Марта была потрясена.

— И кто же этот Пташинский?

— Бандит. Самый настоящий. Я его знала, так сказать, в двойном плане.

— Бандит? И ты его знала? Странные же у тебя были знакомства.

— Так я же сказала — в двойном плане, внешность его была мне знакома, сто раз видела его на ипподроме. Кто-то обмолвился о нем, назвав Красавчиком Котей. А с другой стороны, в силу личной близости с прокурором была знакома с материалами по делу какого-то преступника, но не знала, что он и Котя — одно и то же лицо. Вот теперь Анита меня просветила. А Пташинский был той ещё пташкой. Ещё в ранней юности, не достигнув и двадцати лет, был посажен в тюрьму за разбойные нападения. Отсидев, опять принялся за своё, а поскольку уже был рецидивистом, его приговорили к высшей мере за шесть убийств. Минимум шесть, остальные не удалось доказать. Зато были доказаны другие преступления — грабежи, разбойные нападения и, главное, хищение государственного имущества в особо крупном размере.

— Ты шутишь? — не поверила Марта. — Главное преступление — хищение государственного имущества, а не убийство шестерых человек?!

— Такие были времена, такие статьи в уголовном кодексе. Государственное имущество было в те годы чем-то вроде священной коровы, а он покусился не просто на несколько килограммов мяса или масла, не магазин грабанул, а государственный банк! Ну и какие-то расторопные менты его повязали. А надо тебе сказать, что в то время милиция ещё серьёзно относилась к своим обязанностям, не то что теперешние демократические полицейские. Подельники его сбежали, Котя на суде бил себя в грудь — дескать, знать не знаю, кто такие, случайно затесался в компанию этих подонков, так, от нечего делать. Однако с помощью неопровержимых доказательств его припёрли к стенке, уже не мог отпираться, что он главарь шайки, но сообщников так и не выдал, твердил одно: подобрал случайных людей среди бывших уголовников, назвать их при всем желании не может.

— Ты что мне лапшу на уши вешаешь? — обиделась Марта.

— Какая лапша? Я привожу на память его показания на суде, цитирую, так сказать.

— Ну нет, всухую я не могу такое слушать! У тебя есть ещё пиво?

Вернулась с пивом, уселась, и я продолжала просвещать её. Знакомила с делом Пташинского, попутно понося на чем свет стоит тогдашние нравы и законы.

— Красавчик Котя так никого и не выдал, взял всю вину на себя. Поначалу громкое дело постарались замять, перестали о нем извещать общественность, процесс шёл своим ходом, но уже без чрезмерной рекламы. Это теперь у нас журналистов хлебом не корми, дай тиснуть материальчик погорячее. Самые заурядные происшествия у них — «сенсация». Тогда же цензура не зевала, прессу держала в ежовых рукавицах, телевидение тем более, так что о процессе Пташинского вскоре все забыли. А я знала. И приговор — вышка — тоже помнила. И что его привели в исполнение на бумаге, а не на деле, — точно знаю.

— Откуда?

— Потому что вращалась тогда среди прокуроров, один из которых был в то время моим спутником жизни. Ты что, пропустила мимо ушей?

Не все сохраняет память, но события выдающиеся, а тем более ужасные, запечатлеваются в ней навечно, независимо от твоего желания. С прокурором, который якобы присутствовал при исполнении приговора Пташинскому, я в тот самый день играла в бридж. В обществе других работников юриспруденции, в том числе и моего тогдашнего хахаля. Разумеется, бриджа в обществе юристов я бы не запомнила, в бридж тогда мы играли часто, но тут меня удивило, что вот этот прокурор сел за карточный стол после того, как при нем каких-нибудь полчаса назад казнили человека. Видела я одного такого, присутствовавшего при смертной казни, так он не только в бридж не мог играть, но вообще ни на что не годился. Пришёл в себя лишь после того, как опорожнил пол-литра чистой, не закусывая, и после этого отключился.

— И тебе хватило таких косвенных наблюдений? — усомнилась Марта.

— За кого ты меня принимаешь? Кроме косвенных, были и прямые доказательства. Ну, во-первых, во время того исторического бриджа вся эта прокурорская свора обменивалась шутливыми замечаниями, намёками, вроде бы только им понятными, а я не настолько была глупа, чтобы не сложить два и два. Ну и сделала соответствующие выводы. А потом, когда с моим бывшеньким мы остались с глазу на глаз, я ему задала вопрос в лоб.

— И что?

— Надо сказать, он относился к людям, которые никогда, нигде, ни за что прямо не ответят. И тут вился как уж, но тогда у меня были способы выковырять из него правду. Пришлось поклясться, что тут же забуду о ней и никогда в жизни не вспомню. И не вспомнила бы, что мне за дело до какого-то Пташинского? А Котю я много раз встречала на ипподроме уже после суда над Пташинским, но понятия не имела, что это одно и то же лицо. Только вот теперь Анита раскрыла мне глаза.

Марта, попивая пиво, интенсивно обдумывала услышанное. Потом потребовала разъяснений: