Иоанна Хмелевская - Бега [Скачки]

Гонората посмотрела на него с таким упрёком и глубоким негодованием, что Я как можно скорее подхватила нить повествования.

— Василь был настолько неглуп, что поддерживал лошадиные контакты всесторонне, поэтому на конезаводах тоже бывал и людей знал…

— Он ведь был референтом по экспорту лошадей, — напомнил Метя.

— И это ему надо сказать спасибо за то, что мы продали лучших коней? — живо заинтересовалась Мария.

— В том числе…

— Говори, что дальше! Может, окажется наконец, что с ним случилось что-нибудь плохое, а то я лопну со злости!

— Так я же и говорю! Гонсовского он знал, его дочку Монику и её тётку тоже. При какой-то оказии с ним столкнулся тот убитый позже Завейчик, а у Завейчика на бизнес всегда был хороший нюх. Василь сразу для него запах деньгами. Он понятия не имел, чем Василь занимается, и, как заявляет Карчак, решил докопаться. Можно сказать, Завейчик его выслеживал, вычислил всех его помощников, начиная от Фигата и кончая всякими примитивами, и наконец расшифровал Гарцапского. Что-то он сумел подслушать, а что именно, никто не знает и никогда не узнает. Во всяком случае, Завейчик поставил два триплета на лошадей, на которых должен был скакать Дерчик. Он только все не мог понять, кто такой Василь, но непременно хотел завязать с ним непосредственные контакты. Наконец, добрался он до Василя, караулил его у дома Антчаков, Гарцапский сообразил, что надо бы сообщить Василю, но не знал, что будет дальше. Теперь-то он мечется, на коленях клянётся-божится, что верил будто бы в то, что Василь с Завейчиком смогут прийти к соглашению. Василь велел ему заговорить с Завейчиком и сказать, чтобы тот и дальше ждал на Аргентинской. Гарцапский считал, что Василь примет его в долю и так далее, о преступных намерениях якобы не имел ни малейшего понятия, упаси Бог. Может быть, Василь припёрся на Саскую Кемпу и сел в машину Завейчика так, что почти никто его не видел. Завейчик, фраер, даже обрадовался, что так все складывается, а потом — убийство. Василь одурманил его газом, наверняка они где-то останавливались, а потом привёз его домой, завернувшись в одеяло Моники Гонсовской, чтобы нигде никаких следов не оставлять.

Доволок его до квартиры, сосед подумал, что Завейчик пьян, а к тому, который его волок, присматриваться не стал, потому что уже стало темно. В квартире Завейчика Василь разок хозяина шарахнул — и каюк. Закрыл двери и пошёл спокойно прочь. Его после чуть кондрашка не хватил, когда оказалось, что у тётки нашёлся блокнот Завейчика.

— А откуда он узнал?

— Тётка лично сообщала всем знакомым, потому что она не из тех, кто глубоко скрывает свои чувства. Кто-то из знакомых сказал про это Василю. Но по испорченному телефону все получилось не так, как было на самом деле, поэтому Василь с утречка пораньше примчался, готов был убить Монику, чтобы снова не оставлять следов за собой. То есть дело было вовсе не в Монике, он думал, что наткнётся на тётку. Наверняка бы ему это удалось, если бы не тот слесарь, то есть домоуправ, который пришёл кран чинить.

— Видите, после первого мокрого дела он так все это полюбил, что сразу начал рваться на второе, — наставительно сказал Метя.

Гонората потребовала подробностей, я все рассказала. Мы согласились, что Монике Гонсовской покровительствовало Провидение, потому что слесарь мог опоздать на минутку — и её не было бы в живых. Гонората с сомнением посмотрела на свой цветущий амариллис, который был на подоконнике.

— Совсем сдурел этот Василь, — решительно высказалась она.

— Может быть, он нервничал так, что крыша поехала, — согласилась я. — Может, Дерчику на самом деле полагался только мордобой, а потом, когда выяснилось, что его убили, Василь впал в панику.

— Ни во что он не впадал, — энергично возразил Метя. — Правда, самолично он мокрую работу пока не делал, но никого не пожалел. Два-три человека ему поперёк дороги встали, так он всем отомстил. Одного такого ограбили неизвестные, побили при этом и потом ему сказали, что если он хоть словечко кому скажет, так хуже будет, это Василь его предупреждает. Даю вам слово, что никто не знал, кто такой Василь!

— Завейчик его подозревал. Своим личным шифром он в блокноте наметил на эту роль троих. В том числе Подвальского. Из трех человек не так уж и трудно выбрать.

Гонората качала толовой.

— Просто в голове не укладывается, что он так здорово умел все хранить в тайне.

— Потому что не был дураком, — объяснил Метя. — Паразит-то он, верно, паразит, но умственно неплохо развитый. С Малиновским, например, он как следует познакомился, но потом Малиновский к Подвальскому охладел, просто инстинктивно, так Василь позвонил Малиновскому и категорически запретил ему говорить с Подвальским насчёт лошадей. Ну так что, как вы думаете, Малиновский сделал? Естественно, на следующий день он просто силком начал впихивать в Подвальского сведения про лошадей, не глядя, слушает ли тот. И ждал: попробуют ему что-нибудь сделать или нет. И — ничего! Малиновский был единственным человеком, который легкомысленно относился к Василю, другие его страшно боялись, потому что он применял всякие методы, от доносов с компроматом до мордобития.

— Сядет он, как вы думаете?

— Если ему пришьют Завейчика, то сядет.

— Пришьют, — заверила я собравшихся. — Я уже про это знаю. Он предусмотрительно завернулся в одеяло Моники, но не подозревал, что линяет.

— Одеяло?

— Не одеяло, а Василь. У него с головы волосы падали и остались на подголовнике. Я же всегда считала, что подголовники в машине — глупость! Ручаюсь, что уж теперь-то Василь меня в этом вопросе поддержит.

— Большой клок выпал?

— Нет, если точнее, то пара волосков. В милиции эти волоски сохранили, сравнили, пусть теперь Василь объясняет, с какой стати он сидел за рулём в машине Завейчика.

— Он может утверждать, что Завейчику стало плохо, а он довёз его до дома. И оставил живым.

— Говорить-то он может все, что угодно, но корысти с этого не получит. Потому что в таком случае за каким лешим он отвёз машину на Центральный вокзал? Во-вторых, нашли орудие.

— Какое?

— Эту палку с шаром на конце. У него действительно была такая штука…

С искренним удовлетворением я рассказала, как запаниковавший Василь, покинув дом тётки, положил орудие убийства в машину под сиденье. Видимо, он намеревался где-нибудь его спрятать, может быть, выбросить, но погубила его собственная хитрость. Приехал он к тётке не на своей машине, а на машине зятя, Антчака, свою машину оставил возле их виллы, ему не хватало времени на прочие махинации. Он вернулся и боялся переложить палку с шаром из одной машины в другую, потому что всюду шатались люди. Было воскресенье, роскошная погода, и все высыпали в садики или на прогулки с собачками. Палка осталась у Антчака, и там её обнаружили. Отпечатков пальцев там — вагон. Не мог же Василь во время разговора с Моникой Гонсовской надевать перчатки. Блокнот Завейчика абсолютно задурил ему мозги, и в результате Василь сделал рекордную глупость. Кроме того, одеяло Моники лежало у его сестры. Предполагается, что и одеяло он должен был уничтожить, но не успел.