Анна Андрукевич - Не было бы счастья…

Когда Майя усвистела к подруге, оказалось, что нежданное происшествие и меня взволновало настолько, что я совершенно не мог следовать привычному распорядку дня. Неожиданно для себя я обнаружил, что нервно прогуливаюсь по коридору, одновременно пытаясь обдумать все произошедшее и вслушиваться в голоса на лестнице. Судя по звукам, тело медики уже увезли, а полицейский дуэт превратился в трио – наконец приехал долгожданный следователь, которому уже знакомые с диспозицией стражи порядка докладывали обстановку, дружески называя его Санпетрович. Голос следователя звучал устало и довольно безнадежно, видимо, сказывалось понимание того, что помощники его звезд с неба не хватают, однако был спокойным и каким-то приятным. Последняя его характеристика меня страшно разозлила. Убаюкает всех своим добрым голосом и засадит кого-нибудь ни в чем не повинного на веки вечные!

И словно в подтверждение моих мыслей следователь начал распекать своих подчиненных за то, что они не задержали Майку. По его словам выходило, что случайностей не бывает и если уж труп шефа оказался в лифте его собственной подчиненной, то тут уж не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два, и понять, что эта самая подчиненная, то есть моя Майка, со смертью своего начальника непосредственно связана.

Осмыслив все услышанное, я забегал по коридору с удвоенной скоростью. По всему выходило, что несмотря на то, что Майка ну совершенно ни в чем не виновата, настоящего злодея никто искать даже не собирается. Зачем? Есть же козел отпущения! То есть, коза. В смысле Майка! Моя Майка! Ну, вы поняли! Получается, что зря смеялись Майка с бабой Катей, ведь кроме меня раскрывать преступление действительно больше некому!

Прежде всего, собравшись с мыслями я попробовал поставить себя на место Ш. Холмса, Н. Вульфа или Э. Пуаро. Мы с Майкой посмотрели долгими вечерами немало детективов, так что в общем-то я был уже достаточно квалифицирован и раскрыть какое-то пустяковое убийство представлялось мне делом плевым, как говаривал Холмс "на одну трубку". В итоге я плюнул не раз и не два, прежде чем сообразил, что нахожусь в заведомо проигрышном положении не только потому, что отродясь не курил. У всех мало-мальски приличных сыщиков были бездарные помощники, доставлявшие им бесценную информацию и лепившие свои дурацкие теории, на основе которых настоящие детективы и делали свои гениальные выводы. Я же не располагал ни собственным Ватсоном, ни Гастингсом, хотя мне бы скорее подошел хоть самый завалящий Арчи Гудвин, который позволил бы мне как монументальному Ниро не высовывать носа из дому. У меня же была только моя Майка, которую я рисковал вот-вот потерять.

Позволить себе этого я категорически не мог, поэтому постарался хотя бы собрать воедино все факты, которые были мне известны. Итак, по порядку. Прежде всего отношения Майки с шефом, похоже, были натянутыми если не до предела, то во всяком случае до взаимной антипатии. Ах как горько жалел я в этот момент о том, что не слушал ежеутренний Майкин щебет! А ведь она представляла мне картинки из их офисной жизни чуть ли не в лицах, перечисляя всех, с кем, согласно общественному мнению, спал их любвеобильный шеф. Радовало только одно: собственно Майкины отношения с шефом за рамки служебных не выходили. Ну ведь не стала же она бы мне в самом деле врать???

Решив отложить хитросплетения офисных интриг на потом, я вернулся к тому, чему был свидетелем сам. Итак, всю ночь мы с Майкой мирно проспали рядом. За это я могу ручаться собственной головой, ведь как вы конечно помните, я не люблю, когда в доме что-то происходит без моего участия. Так уж повелось – встала Майка, поднимусь и я. А Майка встала утром, когда всех нас поднял несчастный бак, вместе с погребенным в нем недоМюнхаузеном влетевший ядром в разверстую пасть почтового подвала. Затем Майя отправилась на кухню готовить завтрак и из квартиры до собственно ухода на работу не выходила, в этом я также абсолютно уверен. Во-первых, незаметно открыть входную дверь она бы не смогла, да, во-вторых, и завтрак приготовить бы не успела, если бы вздумала бегать по подъезду и мочить направо и налево всяких лысых уродов пока я в окошко пялился. Я ведь туда всего-то пару минуточек и посмотрел.

Не успел я прийти к выводу, что Майка полностью оправдана и можно смело пойти чего-нибудь пожевать, как в двери повернулся ключ и в квартиру поочередно зашли зареванная Майка, немедленно взвывшая: "Пришли – обыскивайте что хотите, а я с вами разговаривать больше не собираюсь!", старые знакомые полицейские, двое соседей: баба Катя и ее глуховатая товарка из квартиры напротив, а замыкал кавалькаду моложавый мужчина с довольно симпатичным, но строгим лицом. Похоже, что это и был Санпетрович.

Старушки, не сговариваясь, устроились на диване перед телевизором, Санпетрович отправился к Майке на кухню и там начал бубнить ей что-то монотонно-успокаивающее, склоняя к диалогу, на который Майка, судя по всему, идти отказывалась наотрез. А полицейские тем временем начали перетряхивать всю квартиру в поисках чего-то мне совершенно непонятного и именно этого пропустить я и не мог, а потому внимательно следил за каждым их движением. Что поделать, мой дом – моя крепость. Не люблю я интервентов, лезущих везде с настырностью ночного комара.

Впрочем, деятельность моих поднадзорных очень быстро привела их к успеху, а меня и Майку поставила в еще более сложное положение. Обыск, словно специально, начали со спальни, где почти моментально и была найдена одинокая парадно-выходная сережка, лежавшая, собственно, на самом видном месте, чтобы как можно быстрее обрадоваться, как только будет найдена ее пропавшая пара. Увидев сережку, полицейские мгновенно вытащили старушек с дивана и кликнули своего старшего товарища, который привел в спальню вроде бы начавшую успокаиваться Майку.

После того как полицейские продемонстрировали следователю и оживившимся понятым найденную сережку, Санпетрович словно бы погрустнел, насупился, хотя должен был бы обрадоваться найденной улике. Дальше я и опомниться не успел, как мою ни в чем не повинную Маечку объявили обвиняемой в убийстве и увели в абсолютно неизвестном мне направлении.

Как только за кавалькадой, увлекшей мою Майку в полную неизвестность, закрылась дверь, я начал лихорадочно думать, с чего бы вдруг валявшаяся на туалетном столике аж с самой зимы сережка вдруг привела к таким трагическим последствиям. Информации у меня не было никакой, бестолковых помощников, как я уже упоминал, у меня тоже не водилось, так что думалось мне плохо. Да настолько плохо, что у меня даже – немыслимо! – пропал аппетит, а это был уже очень плохой признак! Это означало, что я не просто и отнюдь не беспочвенно волнуюсь за Майку, но особенных шансов продвинуться в расследовании у меня и в помине нет.