Виктория Вита - Каждый День Как Пятница 13-е

Евгении уже начало казаться, что о них все забыли, но Платонов внезапно

резко разогнулся и, развернувшись, на ходу давая указания, быстро вернулся к ним.

– Машину мы будем вынуждены забрать. Сейчас подъедет эвакуатор, – он говорил спокойно, не повышая голоса. – Вы заберите свои вещи…

– Но… – начала Дарья.

– Одну минуту, я еще не закончил, – не повышая голоса, продолжил Платонов. – Вашу машину заберут на экспертизу. Появилось предположение, что проблемы с тормозами возникли не сами собой, но об этом нам доложат эксперты, а пока я могу вас подвезти… Или такси? Хотя уж позвольте быть с вами вежливыми до логического конца – моя машина в вашем распоряжении, и, если вы доверяете моему водительскому профессионализму, я буду только рад вам его подтвердить. Да, Дарья Александровна, вы что-то хотели сказать, а я, простите, вас перебил.

Он говорил почти тихо, но Евгения обратила внимание на то, что его слушали абсолютно все, кто в это время находился в поле ее зрения. Стоило ему замолчать, как вновь началось прекратившееся было движение и все разом (правда, негромко) продолжили прерванные было разговоры.

– Нет, ничего, – невразумительно промямлила Дарья. Она была совершенно сломлена безумной поездкой, невероятным спасением, и в завершение – речью, достойной пера классиков эпохи развитого романтизма.

– Простите, а вы кто? – не выдержала Евгения, задетая невниманием к своей особе.

– Скажу так: я служу своему государству в рядах некой силовой структуры. Вы хотите знать подробности?

Почему-то ни одной, ни другой не захотелось продолжать разговор на эту тему, и они скорехонько заторопились к своей машине.

– Даш, ты что-нибудь понимаешь в происходящем? – помогая подруге собирать в пакеты все те необходимые «мелочи», хранящиеся в бардачке, в карманах за спинками кресел и в багажнике. – И как он узнал, как тебя зовут.

– Пробили по номеру машины, – сообщил проходящий мимо

дэпээсник.

– Ничего не понимаю и не хочу понимать, – категорически заявила Дашка, проводив его взглядом и с несвойственным для нее остервенением заполняя большую хозяйственную сумку, которую на всякий случай всегда возила с собой.

– Девушки, хоть запаску оставьте, она вам сегодня точно не понадобится, – неуклюже пошутил Платонов, но женщины его правильно поняли и тут же закруглились со сборами.

– Никогда не думала, что у меня в машине столько вещей. Чувствую себя мешочницей времен гражданской войны.

– Не хватает только маленькой собачонки…

– В смысле? – не поняла Дарья.

– В смысле? В смысле как у Маршака, – и Женя с выражением процитировала: «Дама сдавала в багаж: диван, чемодан, саквояж, картину, корзину, картонку и…»

– И маленькую собачонку, – закончила за нее Дашка, – это именно наш случай. Все, пойдем, неприлично томить ожиданием руководителя операции.

– Итак, куда путь держим? – включив зажигание и двигаясь с места, поинтересовался Платонов.

– Пересечение канала Грибоедова и Итальянской улицы, – бодро отрапортовала Евгения, где слышался явный подтекст – «мол, мы тоже не лыком шиты». Дарья, демонстрируя хорошие манеры, молчала.

Доехали они без приключений, и, вежливо прощаясь, Платонов и Женька обменялись визитками, а Даша свой номер дописала от руки.

– Женя, как ты думаешь, что он имел в виду, когда говорил там, на дороге, о тормозах.

– Понятия не имею, – поднимаясь за ней на второй этаж, ответила та, таща за собой многострадальную дорожную сумку, при этом страдальчески пыхтя от усердия. Она успела запихнуть ее в багажник Дашкиного форда и в тайне лелеяла надежду попасть сегодня домой. – Думала об этом всю дорогу, пока сюда ехали, но ничего толкового не надумала. Может, мыши что-нибудь перегрызли.

– Ты чего? – от удивления Дарья даже остановилась. – Какие у нас мыши? Еще скажи, что бобры прокрались в гараж и, не найдя древесины, напали на тормоза.

– Ладно. Я же должна была высказать пусть абсурдное, но хотя бы какое-нибудь предположение. Долго еще будешь топтаться перед дверью, давай звони.

Дверь распахнулась сразу, будто Ленка ждала их здесь у двери, сидя на бархатном пуфике рядом со старинным в потолок трюмо. Евгения представила себе картину, как та в позе Аленушки Васнецова, только опираясь не на колено, а на мраморную столешницу трюмо, льет горькие слезы. В какой позе сидела их подруга, для них осталось тайной, но то, что она недавно плакала, в этом не было никаких сомнений. Ее круглое лицо сейчас напоминало пышный дрожжевой пирог, из-за припухших век практически не было видно глаз, курносый аккуратный носик (за что в детстве имела прозвище Пятачок) теперь своим размером и формой напоминал вареник творения Степаниды, только этот «вареник» был еще красным и постоянно хлюпал. Красные пятна разного диаметра и формы покрывали ее лицо, шею и грудную клетку, частично виднеющуюся в вырезе легкого домашнего халата. Тут же, в коридоре, будто из ниоткуда, появился огромный черный мейн-кун и, оглядев нехорошим взглядом замершую у входа троицу, вальяжной походкой демонстрируя свое полное пренебрежение к происходящему, скрылся за ближайшей дверью.

– Чудовище, а не кот, – хрюкнула носом Ленка. – Его надо было не Бегемотом, а Азазелло назвать. Всех чуть не угробил. Все из-за него. Фарфоровый торшер конца XIX века разбил. Мама на него наорала. Сказала, что его к ветеринару нужно и усыпить, а Николай сказал, что ее саму усыпит, если только она Бегемота пальцем тронет. И тут началось…

– Слушай, дай в дом войти, – первой выйдя и з легкого ступора,

произнесла Дарья, – и еще стакан воды с валерьянкой или что у тебя в доме есть успокоительного?

– Какая валериана?! Хочешь, чтобы это чудовище половину города разнесло? – вновь залилась слезами Ленка. – Ничего. Ничего в доме нет. Говорят, коты снимают стресс, но это же не кот, а исчадие ада какое-то… Слушайте, а чего это у вас столько вещей? Вы что? ко мне на совсем переезжаете?

– Леночка, кто там? – как из потустороннего мира раздался стенающий голос.

– Мам, это девчонки приехали, – тут же откликнулась Ленка, руками сигнализируя подругам, чтобы они заходили, и заодно судорожно вытирая слезы.

– А Женя приехала?

По голосу Зинаиды Михайловны уже было понятно, что она доживает последние минуты и вот-вот позовет всех, чтобы изъявить свою последнюю волю.

– Бегу к вам, – бодро отозвалась Евгения. – Сейчас, только руки помою.

Пока она оказывала «реанимационные пособия» Зинаиде Михайловне, а именно: измеряла пульс, артериальное давление, в тысячный раз выслушивала историю ее кошмарного существования в этом доме – какие лицемерные существа ее окружают и как все жаждут ее кончины, но она обязательно должна жить, разумеется, только ради Леночки. Оставить «бедную девочку» одну в этом вертепе, на растерзание этих двух чудовищ, что само собой подразумевало Николай Петровича и Бегемота. Нет, нет и еще раз нет, ее душа никогда не обретет покоя, пока ее «маленькая» не встанет твердо на ноги, и Женя как лучшая подруга, как врач, в конце концов, обязана помочь выжить ее матери. Евгения со спокойствием египетского сфинкса слушала и с понимающим сочувствием кивала в нужных местах. Когда прозвучала ключевая фраза, что «она ангел, и только она ее понимает и спасает», Женя, едва сдержав вздох облегчения, погладила руку Зинаиды Михайловны, заверив, что теперь все будет хорошо, вышла из комнаты, тихонько притворив за собой дверь.