Элизабет Питерс - Напиши мне про любовь

— Благодарю. Откуда она у вас?

— Официант решил, что это моя.

— Вы родственница?

— Нет. Просто подумала, что следует сразу же принести сумку вам.

— Что вы и сделали. Честно говоря, не пойму, — задумчиво протянул О'Брайен, — почему вы все еще здесь.

— Разве вы не хотите ни о чем меня расспросить?

Очевидно, прорезанные складками щеки означали у О'Брайена улыбку. Жаклин улыбнулась в ответ.

— У нее в сумке лежат таблетки. Что-то вроде дигиталиса.

— Всем известно, что у Дюбретты было больное сердце.

— Значит, вы верите, что смерть была естественной?

— Я ни во что не верю, — грустно отозвался О'Брайен, — Ни в Санта-Клауса, ни в добрых фей, ни в справедливость, ни в истину. Когда получу медицинское заключение, у меня будет официальное мнение о том, как она умерла. А в данный момент я не знаю ничего, что противоречило бы моему неофициальному мнению о том, что с ней случился сердечный приступ. Вы можете предложить хотя бы один веский довод, почему я должен сидеть здесь и обсуждать все это с вами?

— Нет, — признала Жаклин.

— Да полноте! Придумайте же какую-нибудь причину. По сравнению с тем, что уготовано мне на остаток ночи, это просто освежающая передышка. Хотелось бы продлить ее.

Жаклин буркнула что-то себе под нос. О'Брайен склонил голову набок:

— Что вы сказали?

— Ничего.

— Мне послышалось что-то насчет моей мамы...

— Это все ваше больное воображение, — чопорно отозвалась Жаклин. Затем достала бумажник из разбухшей лиловой сумочки, стараясь, чтобы О'Брайен не заметил остального ее содержимого. Вынув из бумажника карточку, она протянула ее полицейскому: — Как вам такая причина?

Визитка слегка обтрепалась по краям, но ветхость лишь добавляла ей изящества. Надпись в золотой тисненой рамке была выведена готической вязью. Держа карточку в вытянутой руке, О'Брайен с легкостью перевел:

— "Держатель оного, миссис Жаклин Кирби, является почетным членом отряда карабинеров города Рима, в звании младшего лейтенанта". Заверено печатью и подписано Гвидо Ди Кавалло.

— Вы его знаете?

— Был как-то на одной полицейской конференции, где он выступал. Восходящая звезда.

— Верно.

— Почетный карабинер, значит, — протянул О'Брайен. — А еще пишете любовно-исторические романы?

Он смотрел не на бирку с именем, а на шляпу. Жаклин кокетливо поправила головной убор.

— Я библиотекарь. Из Колдуотер-колледжа, штат Небраска.

— Вашу мать! — О'Брайен вдруг расхохотался, но столь же резко оборвал себя. — Извините, миссис Кирби.

— Да ничего, и не такое слыхала, — кротко отозвалась Жаклин.

Не подозревая, чем вызвана эта обманчивая мягкость, О'Брайен продолжал:

— Вы занятная женщина, и я бы с удовольствием с вами пообщался, но, боюсь, мне пора. Вы, конечно, в курсе, что эта визитка дает вам право на вежливое «здрасте» от Департамента полиции Нью-Йорка, но не более того. — Он вернул ей карточку.

— Отлично знаю, — кивнула Жаклин. — Просто надеялась привлечь ваше внимание.

— Уже привлекли, — заверил ее О'Брайен. — Весьма сожалею, но дела вынуждают меня устремиться в ином направлении.

Жаклин смиренно склонила голову и встала, зажав под мышкой зеленый полиэтиленовый пакет для мусора. Смирение это тоже было дурным знаком; возможно, О'Брайен что-то заподозрил, ибо вдруг взялся за ручку двери.

— Миссис Кирби, вы что-то еще хотели мне сказать?

Жаклин невинно заморгала под кружевной вуалькой:

— Ничего, мистер О'Брайен! Ничегошеньки.

— Признаться, поначалу я принял вас за одну из этих писак, рвущихся к славе, — пояснил О'Брайен, сопротивляясь ее попыткам повернуть ручку. — Я и без самозваных сыщиков знаю, что Дюбретта не пользовалась всенародной любовью. Но если у вас есть какие-то важные улики, я с радостью выслушаю.

— Как только что-нибудь такое обнаружу, непременно сообщу!

О'Брайен наконец открыл дверь и Жаклин вышла, прижимая к себе мусорный мешок. В коридоре она обернулась и кокетливо помахала ему на прощание. В ответ О'Брайен вынул розу из петлицы и тоже помахал.

Жаклин ничуть не удивилась, когда в вестибюле своего отеля обнаружила Джеймса.

— Знаешь, я решил простить тебе твое возмутительное поведение, — объявил он.

— Твое великодушие бьет наповал. Извини, Джеймс, мне надо переодеться. Это платье вызывает у меня разлитие желчи.

— Я поднимусь с тобой.

— Нет.

— Значит, подожду здесь, — не отставал Джеймс, правда уже с меньшим энтузиазмом.

— Не стоит беспокоиться.

— Я заказал столик в «Ле Перигорд».

Жаклин заколебалась. Тогда Джеймс разыграл главный козырь:

— Платить буду я.

— Ну что ж...

Джеймс вынужден был признать, что только Жаклин могла войти в изысканный французский ресторан с зеленым мусорным пакетом в руках и в сиреневой шляпе диаметром в два с половиной фута, Она позволила уговорить себя оставить шляпу в гардеробе, но расстаться с мусорным мешком категорически отказалась. Выждав, пока она выберет самые дорогие блюда в меню, Джеймс небрежно указал на зеленый кошмар, поверх которого элегантно покоилась одна из лиловых туфелек Жаклин.

— Что ты задумала?

— Ты же сказал, что не будешь спрашивать.

— А ты сказала — и совершенно верно, между прочим, — что это и без того очевидно. Вообще-то я прекрасно знаю, что у тебя на уме, Играешь в сыщицу.

Глаза Жаклин блеснули точно зеленые рубины, озорно, дразняще; Джеймс находил этот взгляд очаровательным, когда он был адресован кому-нибудь другому.

— Милый Джеймс. Ты тоже хочешь поиграть.

— Я собирался предложить тебе воспользоваться моим солидным опытом... — Это прозвучало столь пафосно, что Джеймс не удержался и расплылся в своей знаменитой кривой усмешке. — Угадала. Я тоже хочу поиграть. Но черта с два стану изображать Ватсона при Шерлоке Холмсе, если ты на это рассчитываешь.

— Вообще-то я хотела спросить твоего совета...

— В кои-то веки... Ладно. Спрашивай. Я весь внимание.

Выуживая улиток из их убежищ, Жаклин кратко изложила ход событий вплоть до смерти Дюбретты.

— Понимаешь, Джеймс, атмосфера была буквально наэлектризована, пропитана ядом и страстями. Я и не подозревала, что писатели столь алчны и эгоистичны. Они ничуть не лучше профессоров и академиков.

— Безусловно. Только мы редко убиваем друг друга.

— Думаю, писатели тоже. Разумеется, я сбрасываю со счетов обычные словесные преувеличения вроде «Убила бы эту женщину», «Чтоб ей сдохнуть!» и так далее. Это лишь слова, у каждого из нас порой срывается с языка... Но в данном случае кое у кого были серьезные основания пожелать Дюбретте смерти. Уже несколько лет она охотилась за Хэтти Фостер — сама призналась сегодня вечером. А еще Дюбретта сказала, что раскопала сведения, которые уничтожат Хэтти или, по крайней мере, нанесут ей серьезный урон. Намеки эти были столь же тонкими, как талия тетушки Хэтти. И вдобавок Дюбретта прижимала к себе сумку, будто мешок с золотом. Я убеждена, что улики — в этом блокноте.