Ольга Степнова - Моя шоколадная беби

– Осторожнее, шов разойдётся, – шептала она.

– Пусть разойдётся. После такого можно и сдохнуть, – шептал он единственно верный ответ.

Потом было бегство без слов.

Он попросил:

– Кэт, верни пушку. Мне нужна она лишь для того, чтобы пустить себе пулю в лоб. Если выхода больше не будет.

Она замотала отрицательно головой и выскочила из дома.

Потом она долго сидела в машине, положив на руль голову, и твердила про себя по слогам: «Проститутка, шлюха и дрянь». Секс – не безделица, жизнь – не кино, а отсутствие всякой морали не есть основная мораль. Глупая, похотливая кошка.

Если бы она не убивалась так по поводу своей нравственности, а просто бы отряхнулась как обычно, и стала жить дальше, то сразу заметила бы, что ящерица с безымянного пальца испарилась. Ускользнула, мелькнув золотым хвостом. Матвей Матушкин оказался певцом своего дела. Даже со вспоротым животом, даже страстно занимаясь любовью, он оставался грабителем.

Злость, обида, раскаяние, смешались в такой ядрёный коктейль, что Катерина, втопив педаль газа в пол, вдруг длинно, витиевато и грязно выругалась.

– Что?!.. – округлил глаза Роберт, забыв про кольцо и дорогу.

– Ой, извини! Отголоски непутёвого детства. Я знаю много плохих слов, но не очень хорошо понимаю их значение. – Имиджем «бедной девочки» она дорожила и не хотела его терять. – Я… кажется, дома забыла выключить утюг! – Она ещё прибавила скорость.

– Катенька, если квартира сгорела, бог с ней, я куплю тебе две других! Не стоит из-за этого гнать по встречной и рисковать своей драгоценной жизнью.

Катерина сделала над собой усилие и сбавила скорость.

«Я куплю тебе две других!»

Она будет гладить ему шнурки.

– Утюг жалко, – пошутила Катя. Роберт не стал обещать ей два утюга, он сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил её шутку.

Москва встретила их тёплым дождём, мокрым асфальтом, и привычными пробками, которые после зловещей пустоты и тишины деревенских улиц показались милыми сердцу признаками цивилизации.

У своего дома Катерина сумела убедить Роберта, что ей необходимо провести эту ночь одной. Роберт Иванович не сопротивлялся особо, сказал только: «Я тебя умоляю, приезжай утром ко мне. А то я умру от тоски».

Катерина взяла с заднего сиденья свой чемоданчик, вышла из машины и… попала под «обстрел» затаившегося у подъезда Майкла.

– Кать, дай десять рублей!

Избитую версию про «ключ от квартиры» она не успела озвучить. Из машины по пояс высунулся Роберт Иванович.

– Сударь, вас мало пороли! – с нажимом на «мало», сказал он.

– Меня ваще не пороли, – с энтузиазмом уточнил Майкл. – Некому, да и некогда. Я – дитя улицы, – почти хвастливо завил он. – Но с задатками. Кать, дай десять рублей и я скажу тебе то, чего ты не знаешь, но хотела бы знать.

– С задатками, – согласилась Катерина. – Три!

– Чего три?

– Рубля три. И ты говоришь то, чего я не знаю. – Она достала из сумки горсть мелочи и ссыпала её в протянутую ладонь.

– Ну, на три тогда и скажу, – ухмыльнулся Майкл. – Шмонать надо свою машину. Особенно если это пикап. – Майкл развернулся и побежал в глубь двора, мелькая в сгустившихся сумерках светлыми рэперскими штанами.

– Что он имел в виду? – растерялась Катя, оглядывая «Рейнджер».

– Понятия не имею, – пожал плечами Роберт. – Не бери в голову. Очень запущенный мальчик. Ты не передумала остаться здесь на ночь?

– Утюг, – жалобно напомнила Катя. – Выключу утюг и навсегда распрощаюсь с холостяцкой жизнью! Дай мне эту ночку!

– Даю, – рассмеялся Роберт. – Утром жду тебя у себя. До встречи, Катерина Ивановна!

– До скорой, – поцеловала она его в сухие, прохладные губы.

Верки-лифтёрши в «аквариуме» не оказалось. Это было так удивительно, что Катерина даже попыталась через стекло заглянуть под стол. За всё время, которое она прожила в этом доме, не было ни дня, чтобы Верка не вышла на свой боевой пост. Жила она тут же, на первом этаже, работу свою любила и очень ей дорожила. Это даже и не работа её была, а призвание – сидеть в застеклённом пространстве и наблюдать: кто, с кем, с чем, в чём, как, куда и откуда. Представить, что Верка пропустит такое захватывающее зрелище, как возвращение Катерины домой с «отдыхаловки», было невозможно.

Катерина ткнула кнопку вызова лифта. Лифт не приехал. В шахте не произошло никакого движения, указывающего на то, что в шахте этот самый лифт есть.

– Верка! – крикнула Катерина. – Ве-ера! – Она позвонила в единственную дверь на первом этаже и дверь немедленно открылась.

На пороге стояла Верка. Её внушительное тело прикрывало полупрозрачное платье, здорово смахивающее на парашют. Верка в нём походила на конкурсантку, борющуюся за звание первой толстушки мира. У Верки были алые губы. У Верки блестели глаза. От Верки несло алкоголем. Ни в чём таком раньше Верка замечена не была.

И лифт не работал.

Всё вместе это было так удивительно, что Катерина забыла вдруг про все свои горести.

– Лифт не работает, – сказала она, пытаясь поймать взгляд Веркиных бегающих глаз.

– Ой, Катерина Ивановна, ой! – Кажется, Верка ничего не услышала.

– Лифт не работает!

– Ой! А Найоб уже ушёл!

– Кто ушёл?!

– Найоб. – Верка пьяно икнула. – Он то ли дядя ваш, то ли брат, то ли… я ни бум-бум по-англицки.

– Надеюсь, не папа. Не хотелось бы быть Катериной Найобовной.

– Ой, не папа! Он вашего возраста. Посол он.

– Куда?

– Не пошёл, а посол. Посол Йенехбайской республики… очень крохотное государство на юге… юге… ахрифенского материка.

– Африканского.

– Ну да, ахрифенского. У меня акцент, – подумав, сообщила Верка.

– А что у тебя делал посол Йенехбайской республики, который мне то ли дядя, то ли брат, скажи пожалуйста?

– Вас искал.

– Нашёл?

– Нет. – Верка вдруг очень отчётливо покраснела. – Не нашёл. Вас у меня не было, вы же знаете.

– Лифт не работает! – проорала Катерина Верке в лицо. Она поняла, наконец, что Верка в стельку пьяна. – Лифт не ра-бо-та-ет!

Верка завела руку назад и проверила застёжку своего лифчика.

– Боратает, – возразила она.

– Так, давай по порядку. И без акцента. – Катерина попыталась взять себя в руки. – Меня опять искал негр?

– Найоб, – опять возразила Верка.

– Он сказал тебе, что ему от меня нужно?

– Почему не сказал? Сказал. «Ошень личный дел».

– Значит, не сказал. Это он тебя напоил?

– Я не пью, – от возмущения Верка снова икнула и ещё больше покраснела. – Мы только присугубили.

– Пригубили?

– Ага. Русский водка с йенехбайской национальной нахлёбкой… наливкой.

– Страшное дело, – пробормотала Катерина. Она вдруг поняла, что ей придётся тащиться на шестнадцатый этаж пешком, и обойтись без этого никак нельзя – ключи от «Мустанга» лежали в квартире.