Ольга Степнова - Моя шоколадная беби

– Тогда закрой рот.

– Надо же, мы так с тобой кувыркались, а всю тебя я увидел впервые.

– Заткнись и постирай моё платье.

– Хорошо, госпожа! – Он подобрал платье с пола, сунул в стиральную машину и безошибочно нажал нужные кнопки. Машина тихонько заурчала.

– Освоился, – усмехнулась Катерина.

– Ещё бы. Приятно пожить в комфорте.

– Почему ты не спрашиваешь, где я была? – Катерина, намылив мочалку, стала тереть плечи и грудь.

– В тюрьме. Это знают даже дворовые кошки.

Катерина начала так драить живот, словно это была грязная сковородка. Клочья пены попали на лицо Мэрилин Монро. Матушкин смахнул их со лба и кончиками пальцев так потрогал накрашенные ресницы, словно этот жест был у него в крови.

– Это знают даже дворовые кошки, – повторил он. – Здесь был обыск!

– Где?

– Здесь. Как я понял, искали какую-то шляпу. Как я понял, твоего Роберта замочили. Как я понял, подозревают тебя! Что я тебе говорил?! Очень тёмная это история.

– Чёрт! – Катерина отшвырнула мочалку, села на край ванны и разрыдалась.

Матушкин мочалку подобрал и начал тереть ей спину. Чем громче она рыдала, тем сильнее он тёр. Чтобы он не содрал с неё кожу, Катерина затихла. И зачем-то залпом, запоем, выложила ему всё: про то, как обнаружила мёртвого Роберта, как её видели в шляпе, про завещание, про диктофон, про юнца с дурацким именем Март, про очки без диоптрий, про Лазаря Соломоновича, про камеры наблюдения, про кадык и про омерзительных клопов.

– Хочешь супчику с фрикадельками? – спросила Монро голосом Матушкина.

– Где ты взял фрикадельки?

– Слепил из фарша.

– Где ты взял фарш?

– Купил в магазине. Ты написала: «еда в холодильнике», но там не было никакой еды. Только макароны в пачках. Зачем хранить в холодильнике макароны в пачках?

– Ну, нужно же там что-то хранить, – засмеялась Катя, размазывая по лицу слёзы вперемешку с водой. Это было здорово – сидеть в ванной с Мэрилин и обсуждать, как по-дурацки она строит свой быт. – И вообще, где ты взял деньги?

– В шкафу! Под бельём! – захохотал Матвей, как будто Мэрилин могла так громко и так заливисто гоготать. Он поймал Катерину полотенцем, стал вытирать, и Катерина подумала вдруг, что таким он ей очень нравится – с педикюром, алыми губами, накрашенными ресницами, грудями-вулканчиками, и в хорошо простиранном парике. Ей нравится, что только она знает, какой он… без лифчика.

– Халат! – приказала она.

– Сейчас, госпожа! – он сносился куда-то и притащил лёгкий, короткий халатик.

– Давай свои фрикадельки! – Катерина пошлёпала на кухню, ощутив, что смыла с себя не меньше двух килограммов грязи.

Он начал наливать суп, ловко орудуя поварёшкой, но она закапризничала, надулась и попросила одни фрикадельки. Послушно и молча он выловил все до одной, горкой сложил их в тарелку и поставил перед Катериной. Она поедала вкусные мясные шарики и думала: пусть бандит, зато умеет готовить.

– Давай поговорим о делах, – нарушил, наконец, он молчание.

– Нет.

– Да. Ты должна спросить, почему при обыске не нашли клад.

– Мне интереснее, зачем ты избил Найоби.

– Черномазого, что ли?! Так он попросил Кателила Илаловна, а когда я сказал, что ты в каталажке, он… полез мне под юбку! Я с ним не стал церемониться. Кажется, у него перлом ключицы. Козёл он! Черномазый козёл.

– Ты рассуждаешь, как барышня.

– Он что тебе – родственник?

– А почему клад не нашли?

– Слушай, он такой фиолетовый! Совсем на тебя не похож.

– Клад не нашли, потому что…

– Потому что искали шляпу! Я бросил цацки тебе на комод, и они никого не заинтересовали. Наверное, подумали – это твоя бижутерия! – Он снова захохотал так, как совсем не могла хохотать Монро.

– Дай молока! – попросила Катя.

– А с чего ты взяла, что оно есть?

– Но ты же ходил в магазин!

– Я люблю колу и пиво.

– У тебя на роже написано, что мимо молочного ты не пройдёшь.

Матушкин открыл холодильник, вытащил колу, плеснул ей в стакан.

– Твоё мнение не всегда верно, – прокомментировал он.

Катерина встала, вылила колу в раковину, заглянула в холодильник и достала оттуда пакет молока.

– Всегда, – сказала она, выпив целый стакан и улыбнувшись молочными усиками. – Тринадцать лет не пила молоко, а в каталажке только о нём и мечтала. – Она пошлёпала в спальню босиком, в коротком халатике, с мокрыми волосами, ощущая лёгкость в отмытом теле. Стоило просидеть трое суток в тюрьме, чтобы понять, как замечательны такие простые вещи, как душ, молоко из пакета, фрикадельки из супа и … своя домработница – свеженькая, как персик, красивая как Мэрилин, и почти послушная.

Она включила музыкальный центр, и голос Верки Сердючки обрушился на неё во всю мощь огромных колонок. Никогда Катерина не увлекалась попсой, но тут вдруг ритм незатейливой песенки совпал с её бесшабашным настроением, и она заплясала странный аборигенский танец, мельком поглядывая на себя в зеркало.

– А я не знаю почему, но ты мне нравишься… – пела Верка.

– Откуда Сердючка? – крикнула Катя, переорав колонки.

– Лифтёрша дала погонять! Она сказала, нужно развеяться, не грузиться, и всё рассосётся само собой. В смысле, ты вернёшься из тюрьмы, и я не потеряю работу! Мне нравится, что ты называешь меня Мат-Мат!

– И понимаю, что сама я не красавица… – вступила Сердючка.

– Тебе нужно побриться! – крикнула Катя.

– Да?!

– Обязательно!

– У нас ни будущего нет пока, ни прошлого… – Верка гнула своё.

– Лифтёрша пообещала мне телефон хорошего эндокринолога! Говорит – курс таблеток и борода не будет расти!

– Но ты увидишь и поймёшь, что я хорошая…

Мат-Мат тоже пустился в пляс, и у него это здорово получилось. Он кривлялся, скакал, орал в унисон незатейливый текст:

– И сердце рвалось, рвалось из груди… А правда, не ты грохнула Роберта? – пропел он, точно попав в мотив песни.

Катерина с размаху плюхнулась на кровать.

– Тук, тук, тук, стучит сердечко, тук, тук, тук…

– Ты тоже считаешь, что я «специализировалась» на старичках?!

– Я считаю, что ты здорово вляпалась! – Он за руку сдёрнул её с кровати, поймал в охапку и закружил по комнате.

– Я так устала от разлук, что кругом голова…

– А знаешь, когда меня арестовали по подозрению в убийстве, то изъяли сумку и сделали опись всего, что там находилось. Там было ожерелье, которое ты на меня нацепил! Малахольный Март Маркович за него зацепился и очень просил не врать, что это дешёвая бижутерия.

– Ситуация ай, ситуация ой… – завела новую песню Сердючка.

– Что ты ему сказала? – перекричал её Мат-Мат.

– Что Роберт Иванович подарил, разумеется!

– Умница. Где оно?

– В сумке. Мне всё вернули. А серёжки я даже в изоляторе не снимала.