Ольга Степнова - Моя шоколадная беби

Катерина усмехнулась. Без всякого сомнения – это Сытов. Только он мог позаботиться о чистоте брюк, стоя под дулом пистолета.

– Я готов умереть за тебя, беби!

– Не надо, Сытов. Я не хочу, чтобы из-за меня умирали.

«Бухгалтер» с интересом на них посмотрел.

– Так всё-таки, господа, вы знакомы! И, кажется, очень давно не виделись. Но…

– Ты сможешь простить меня, Кэт?

Как он попал сюда? Как сказать ему, что ей не нужно его раскаянье, что ей всё равно?

– Ничего не было, Сытов! Всё сгорело. Красный петух, понимаешь?! – Она засмеялась.

– Кэт, я брошу свою жизнь к твоим ногам. Я уйду с телевидения, я начну всё с начала, я буду свободен, я буду только твоим!

– Катерина Ивановна уже согласилась жить со мной! – пискнул со своего стула-модерн Март Маркович.

– Кэт!

– Мне не нужна твоя жизнь, Сытов. И ты мне не нужен.

– Кэт!

– Катерина Ивановна согласилась…

– У-у-у! Да у вас тут любовный треугольник! Забавно. Но времени мало. Вниз, боров! Ты должен высадить дверь.

– Я никуда не пойду! Кэт!

– Сытов, делай то, что он говорит, и не дёргайся, на столе граната!

– Кэт! Мы же любим друг друга!

– Сытов, – захохотала Катя, – ты же слышал, я согласилась жить с Мартом Марковичем!!! Умоляю тебя, выбей дверь, ну что тебе стоит! Пусть этот ублюдок заберёт всё, что захочет!

«Бухгалтер» ткнул его в бок пистолетом, Сытов сморщился, как ребёнок, которому сделали больно, и который силится не заплакать. Он развернулся, ссутулился и начал спускаться.

– Сытов! – крикнула Катя. – Ты ни в чём не виноват, Сытов! Ты же думал, что я умерла. Живое живым, мёртвое мёртвым!

По радио заиграла весёлая музычка. В других квартирах под неё, наверное, пекли вкусные пироги.

Дверь оказалась крепкой. Сытов разбежался и снова ударил её плечом. Косяк затрещал, но выдержал. Предстоял последний, решающий удар. Эх, если бы только у него не были связаны руки! Он бы в последний момент отвернул от двери и всей своей стодвадцатикилограммовой тушей навалился бы на этого хлипкого Алексея Викторовича Антонова. Он не успел бы выстрелить. Сытов бы выхватил у него пистолет.

Антонов стоял со стороны кухни и контролировал все его действия, держа на прицеле.

Всё это напоминало дурной сон, причём, с жуткого похмелья, потому что после удара очень болела голова. Всё было дико, страшно, нелепо, и даже немножко смешно: Катька с рассеченной щекой, прикованная к батарее, Март, привязанный к стулу, граната на столе, он сам со связанными руками, этот Антонов с пистолетом, нацеленным на него, а особенно то, что Катька собирается жить с Мартом Марковичем.

Он проснётся и обязательно расскажет сон Лике. Лика посмеётся и процитирует Ахматову, что «ничего нет скучнее чужих снов и чужого блуда».

Сытов отошёл подальше от двери, чтобы получше разбежаться.

– Слышь, Робинзон, а что, ключом воспользоваться нельзя? – спросил вдруг Сытов. Спросил просто так, чтобы не быть пешкой, чтобы этот гад знал, что он тоже полноправный участник этой истории, а не слюнтяй, которого можно вырубить ударом по голове.

– Ух ты! – деланно восхитился Робинзон. – Да ты тут типа в курсе всего?! Ну что ж, ты первый в очереди на тот свет. Уж извини! – Он поиграл пистолетом и приказал: – Вышибай дверь!

Сытов понял, что глупо было раскрывать карты перед врагом. Сейчас он сделает своё дело, и его пристрелят в Катерининой спальне.

Он разбежался и вложил в удар всё отчаяние. Косяк затрещал, дверь распахнулась. Сытов влетел в спальню и, увидев, что снова летит в зеркало, упал на колени и поехал по скользкому полу, по пути схватившись за кресло-качалку. Он отметил, что это очень хорошее, дорогое кресло и что у Катьки отменный вкус.

В спальне зажёгся свет. Тип, по прозвищу Робинзон кинулся к комоду. Он так алчно и страстно схватил какой-то мешочек, что Сытов подумал – сейчас он ничего не видит и не слышит. У урода трясутся от нетерпения пальцы, а пистолет он положил на атласное покрывало. Если бы только не были связаны руки! Сытов вцепился бы в это тонкое горло, насладился бы хрипами и конвульсиями, он выдержал бы всё до конца, пока тело бы не обмякло. Потом он пошёл бы и кинул его к Катькиным ногам, как кидали, наверное, первобытные мужики трупы врагов к ногам своих женщин.

Сытов попробовал на крепость резинку, стягивавшую руки. Она больно врезалась в запястья.

Робинзон, наконец, развязал кожаный мешок и вытряхнул на кровать миллион сверкающих искр.

– Есть! – заорал он. – Есть! Наконец-то они мои! – Он схватил эти искры в пригоршню и уткнулся в них лицом.

«У меня связаны руки, зато свободны ноги, – подумал Сытов. – У меня сто двадцать килограммов, а у него, наверное, нет и семидесяти».

Он долго думал, потому что Робинзон оторвал лицо от сокровищ, ссыпал их на кровать, и взял пистолет.

– Извини, – сказал он и прицелился Сытову в лоб. – Ты сам виноват.

Терять было нечего. Сытов со всех сил толкнул кресло-качалку ему в ноги и одновременно с тем, как он выстрелил – пригнулся. Сытов сделал это так ловко, будто всю жизнь репетировал этот трюк. Пуля просвистела над ухом настолько рядом, что волосы шевельнулись, и щека ощутила тепло. Кресло оказалось довольно тяжёлым и ударило Робинзона в пах. Секунды хватило Сытову, чтобы вскочить на ноги и успеть до второго выстрела со всего маха пнуть Робинзона по руке, сжимавшей пистолет. А потом снова пнуть – в солнечное сплетение, и ещё – в челюсть, так, что голова дёрнулась на тонкой шеё, и в позвонках что-то хрустнуло, Робинзон захрипел, закатил глаза и затих.

– Всё, – сказал Сытов вслух. – Я сделал это. Я сделал это! – заорал он во всю глотку. – Кэт! Я убил его! У-уби-ил! – Он пропел последнее слово.

Робинзон лежал на полу, и не было никаких сомнений, что после таких ударов он мёртв.

– А всё потому, – как безумный прошептал Сытов, – что у меня отличных сто двадцать килограммов живого веса! Как здорово, что на яйцах я так и не похудел!

Пистолет валялся у стенки, но не было никакой возможности его поднять. Сытов резво и весело, как футболист, ведущий мяч, отфутболил оружие на кухню, под шкаф.

– Сытов! – услышал он сверху слабый Катькин голос. – Сытов, ты жив? Что там случилось?

– Я убил его! – Сытов в два прыжка преодолел лестницу. – Я сломал ему шею!

– Осторожнее, – зашептал Март, – здесь граната.

– Граната, – вспомнил Сытов, – граната… А что с ней делать?

– Обезвреживать, – прошептала Катька.

– Как?!

Сытов никогда не обезвреживал гранаты.

– Сначала нужно развязать тебе руки, – посоветовал Март. – Подойди к Катерине Ивановне, у неё одна рука совершенно свободна.

– Точно! – Сытов спиной подошёл к Катьке и она, повозившись немного, свободной рукой и зубами развязала резиновый жгут.