Наталья Никольская - Конец света

Крепкие все же у Жоры нервы. Спит, как мамонт во льду. Он открыл дверь только после того, как я в нее чуть ли не ногами колотить принялась.

Вид заспанного бывшего мужа подействовал на меня раздражающе. Столько несчастий за одни сутки, а ему хрен по деревне.

— Поленька, а ты что так рано? Я только недавно домой вернулся. Чуть ли не всю ночь на ногах. Вот отпуск славно начался. Ты не находишь?

Мне до Жориного отпуска было, как до лампочки. Не время отдыхать.

— Ольга с Лизонькой попали в больницу.

Жора изумленно посмотрел на меня:

— Как?! Ой, да ты проходи скорей. Рассказывай.

Я прошла в комнату и, усевшись в кресло, закурила в ожидании, пока Овсянников окончательно очухается и начнет собираться.

— Одевайся скорее. Пока тебя дождешься, в УВД рабочий день начнется. А мы должны навестить сестру. Надо еще на базар заскочить, купить что-нибудь из продуктов для Ольги и Лизоньки.

Жора заметался по комнате, как драный кот, собирая разбросанные вещи. У него привычка, как у моей сестренки поддерживать в своей квартире весьма своеобразный порядок. Поскольку небрежно брошенная на стул рубашка оказалась мятой, Жора облачился в форменную одежду, пояснив:

— Какой уж теперь отпуск, раз подруга твоя в беду попала.

Я уж не стала его попрекать за то, что к форменной одежде у него гораздо больше уважения, чем к гражданской. Сделала вид, что не поняла его маленькой хитрости.

Побродив по базару и накупив всякой всячины, мы с Жорой направились к выходу. Уже около самых ворот я вдруг вспомнила, что у меня заканчиваются сигареты.

Около ворот сидела благообразная старушка и весело общалась со своей соседкой, продающей семечки. Я подошла к этой бабульке и стала изучать ассортимент товара.

— Тебе чего, доченька? У меня, как в супамаркете, все в наличии, выбирай, что хочешь.

Я усмехнулась и ничего не сказала, продолжая искать глазами «Кэмел». Жора приблизился ко мне и, обняв меня за плечи, спросил:

— Что тебе купить, Поленька?

— Да я смотрю вот, у бабульки «Кэмела» нет. Придется на базар возвращаться.

— Да как же это нет! Ой, да это я ж я просто обмишулилась и не достала. Я сейчас.

Бабулька кинулась к своему пухлому баулу и усердно принялась в нем рыться, следя за нами глазами, боясь, что нам надоест ждать, и мы вернемся на базар.

— Вот-вот, милок, нашла. Тебе сколько, солнышко?

Жору такое ласковое обращение покорило, и он так расщедрился, что купил у бабушки целый блок. Счастливая старушка и не знала, как его благодарить.

Когда мы отошли на некоторое расстояние, я не удержалась и прикололась над Жорой:

— Разве ты не знаешь, «солнышко», «что лесть гнусна, вредна?»

Жора рассмеялся и только покрепче обнял меня за плечи:

— Ну и колючка ты, Поля.

Мне даже вспоминать тяжело, как прошла эта ужасная ночь. Все-таки, я была права. Это — действительно конец света. Лизоньке, слава Богу, немного полегчало. Опасность миновала. К утру ее перевели из реанимации в обычную палату. Тут хоть стульев побольше. Я смогла их составить в ряд и прилечь. Все-таки я всю ночь просидела на скамейке около палаты интенсивной терапии, одновременно проклиная себя за разгильдяйство и умирая от горя.

Другие матери лежали со своими детьми на тесных детских кроватках. Как им это удавалось, я не знаю. Согнувшись в три погибели и разместив ноги на стульях, они мирно дремали, когда нас с Лизонькой привели в палату.

Некоторым из них повезло немного больше, в том смысле, что кровати им достались взрослые.

Лизонька была бледной и обессилевшей. Я решила, что лучше еще две ночи спать не буду, только не рискну лечь рядом с ней и тем самым создать ей какие-то неудобства. Ничего, дома отосплюсь. Быстрее бы только все закончилось.

Тут я с ужасом вспомнила, в каком состоянии я оставила свое жилище, и вновь невольно содрогнулась. И славный мой Артур среди этого хаоса в компании пьяного Дрюни! Нет, это выше моих сил. И хоть я обиделась на сестру за ее подлый поступок, за то, что она отключила на такое длительное время телефон, я не утерпела и решила попробовать позвонить ей еще раз. Может, теперь откликнется? Полина никогда на меня долго не обижается.

Я тихонько поднялась со стульев и направилась в коридор. В самом его конце на стене я видела телефон-автомат. Я, правда не знала, можно ли по нему позвонить бесплатно. А жетонов у меня, разумеется, не было.

Какая я все же несобранная. Нет, чтобы сразу у какой-нибудь мамы жетончик попросить. Правда, они, как я уже говорила, мирно дремали. Навязываться и приставать прямо с порога неудобно как-то.

Бесплатно позвонить мне не удалось. Я размышляла, где бы мне разжиться жетончиком и машинально остановилась у открытой двери ординаторской, услышав голоса. Тут из двери показалась миловидная медсестра, лет двадцати пяти. Лицо ее мне было почему-то до боли знакомым. Словно, совсем недавно, я ее где-то видела. Причем воспоминания она у меня вызывала именно благоприятные. А вот где, я никак не могла вспомнить. Мне казалось, что сними она только чепчик с головы, и я тут же вспомню.

— Вам что, мамашка?

— Я… Мне бы жетончик. Я позвонить хотела.

— Вы вновь поступившая, что ли?

— Да, я… Нас с дочкой утром перевели.

— Ну, понятно. Сейчас посмотрю. Если у меня есть, то я вам дам.

Она вновь скрылась в ординаторской и, спустя минуту, вернулась, улыбаясь.

— Вам, кажется, повезло. Вот. — Она протянула мне жетончик.

— Ой, спасибо вам большое. Я обязательно отдам вам за него деньги.

— Да ладно. Сочтемся как-нибудь. Вы из какой палаты?

— Я из седьмой. Дочка у меня заболела. Лизонька.

— Ну, так идите, мамашка, скорее в палату. Я сейчас к вам наведуюсь. Я как раз эту палату веду.

— Да, конечно, Я только один звонок сделаю и все.

Набрав номер Полины, я несколько мгновений подождала и набрала номер еще раз. Никто не брал трубку. Обида вновь захлестнула меня. Просто сердце огнем обожгло. Душа у сестры, словно, глыба ледяная. Бросила меня на произвол судьбы и даже не поинтересуется, жива ли я до сих пор.

Взглянув на часы, я подумала, что Дрюня не обидится, если я подниму его в такую рань. Артура тоже не хотелось будить. Но выхода у меня не было. Должна же я знать, что там на воле происходит. Как там Артур? Не поднялась ли у него часом тоже температура? Однако, телефон в моей квартире тоже упрямо молчал. И на душе у меня становилось все тревожнее.

Что ж позвоню попозже еще раз.

Когда медсестра Алла Сергеевна вошла в палату, та, самая, которая пожертвовала мне жетончик, дети, предвкушая неприятную процедуру, дружно заревели. Проснувшаяся Лизонька еще не знала вовсе, чем так огорчило детей появление медсестры с подносом, на котором аккуратно были разложены упакованные в плотную коричневую бумагу шприцы. Но вид дружно ревущих детей на нее подействовал. Она к ним присоединилась и тоже, всхлипнув пару раз, разразилась громким плачем. Детская солидарность, наверное.