Кондратий Жмуриков - Принц и Нищин

Алик выпучил глаза. Звезда эстрады — это еще ничего, в Москве на один квадратный метр элитного жилфонда по дюжине корифеев козлиного баритона и фальшивого меццо-сопрано приходится. А вот близкие родственники олигархов — животные в природе куда реже встречающие и, можно сказать, вымирающие.

— Ни-чего се-бе! — выдавил он, глядя на разбитое, помятое лицо и лысый череп валяющегося на груде бензиновых тряпок человека. — Племянник… олигарха? Неплохо!

— А что — неплохо? Что неплохо-то? — с ожесточением выговорил Аскольд. — Племяш олигарха!! Да если ты хочешь знать, мне от того ни тепло, ни холодно. Олигарх, блин! Одни геморрои!

— Ну, знаешь ли, — решительно возразил Алик, — «ни тепло, ни холодно»! Это ты уже с жиру бесишься, братец. Я не думаю, что ты не помнишь ни одного телефона своего собственного родного дяди. Это же полный маразм! Так что не валяй дурака и звони… а не то нас, паче чаяния, задержат за угон автомашины, за оказание сопротивления представителю автоинспекции при исполнении, ну и — за пожар. А то, что не мы его учинили — так это еще докажи!

Аскольд долго молча, потом поднялся и сел на корточки.

Сжал губы так, что рот превратился в тонкую кожную складку серого цвета.

— Нравится мне все это. Да и ты прав: зажирел я. И хреново что-то. Пожрать бы не мешало. Но к дяде… нет, может я и смог бы вспомнить номер его личного спутникового, который он всегда с собой таскает… этот номер дай Бог что два десятка человек знает… да, если бы и вспомнил я телефон, все равно не позвонил бы. Не люблю быть обязанным. Особенно ему. Потому что я его ненавижу.

Это было сказано так, что Александр понял: решение Принца — окончательное и бесповоротное и обжалованию не подлежит, потому что даже если этот легкомысленный и склонный к самоцельному паясничанью избалованный любимец публики заговорил таким серьезным, твердым голосом…

Алик начал осторожно:

— Но ты уверен, Андрей, что твоя эта… труппа… группа… в общем, что они уже улетели из нашего города?

— Конечно! После такого скандала… если это, конечно, правда… наверно, правда. И еще, наверно, они подумали, что меня нет в живых. Все этот засранец Гриль… взял его на свою голову, идиот!

— Но как же теперь? Тебе остается только одно: поехать в Москву самому.

Аскольд улыбнулся:

— Ну что, значит, поедем.

— Пое-дем? — медленно переспросил Александр. — То есть ты хочешь сказать, что и я поеду?

— Разумеется. А что тебе тут делать? Ключей от собственной квартиры у тебя нет. Родители твои, ты сам говорил, приезжают только через несколько дней. К тому же твой друг тоже в Москве. Я говорю об этом… о твоем друге, который меня дублирует.

— Воронцове? Ты думаешь, что он в Москве? Почему ты так уверенно говоришь?

— А у них нет иного выхода.

— У кого — у них?

— У этих кривожопых… Романова и Фирсова. Ведь им нужно представить живого и невредимого Аскольда, так?

— Т-то есть?! — воскликнул Мыскин, который понял мысль Аскольда.

— Они выдадут Воронцова за меня, помяни мое слово, — уверенно произнес Аскольд, — и это прокатит. Твой друг хороший актер, ему по силам убедительно сыграть меня так, чтобы мой почтенный дядюшка поверил. Тем более что он не видел меня уже почти год и забыл, как выгляжу. Он со своим проклятым Борисом Абрамычем, с которым по Думе рассекает, в сто раз чаще видится, чем с единственным своим близким родственником. А, нет… Абрамыча-то из России еще в прошлом году двинули.

— Каким это еще Борисом Абрамычем? Березовским, что ли?!

— Ага…

— Значит, ты думаешь, что Воронцов в Москве? — сделал тематический скачок Алик Иваныч.

— Уже или скоро, буквально с минуты на минуту, будет там.

Мыскин задумался. В самом деле, местное отделение концессии, как сказал бы все тот же Остап Бендер, можно было объявлять закрытым. А что ему тут делать — без копейки денег, без ключей от квартиры? Да, надо ехать…

В этот момент послышались приближающиеся шаги, и Алик немедленно утратил задумчивый вид и вскочил на ноги и занял угрожающую оборонительную стойку. Аскольд тоже поднялся и тревожно посмотрел на Алика.

Шаги все приближались, тяжелые, гулкие… и в проем недостроенного гаража заглянула бородатая харя здоровенного дворника, облаченного в оранжевую куртку, форменный «вицмундир» для лиц его профессии.

— Эт-та шта-а за выставка, чертов корень? — гаркнул он, прокатившись по Алику Мыскину и Аскольду тяжелым, как колесо асфальтоукладчика, неприязненным взглядом. — А ну геть отседова, бомжары херрровы!!

Алик хотел было ответить дворнику, что тот недостаточно обдуманно выбирает выражения, что он прибегает к непарламентским выражениям и что неподалеку отсюда работает дипломированный дворник, бывший преподаватель университета, который даже с бомжами на «вы»… одним словом, он хотел обложить грубияна отборнейшим матом, но Аскольд с горьким смехом схватил его за рукав…

И Мыскин промолчал.

Ночной звонок, который отчего-то так встревожил Романова, оказался от одного из администраторов творческой группы Аскольда. Он срочно уведомлял Сергея Борисовича, что заказаны двадцать два билета на утренний лайнер до Москвы. Вылет в шесть пятнадцать.

— Та-а-ак, — протянул Романов, положив трубку. — Ну что будем делать, Алеша?

— А что такое?

— Вылет сегодня утром в шесть пятнадцать, вот что, — ответил Романов. — Ну… что будем делать? Вылетаем или как?

Константин почесал в затылке, помолчал, закусив тонкие губы, а потом произнес:

— Ну что ж… я думаю, нам нужно выбрать самый очевидный вариант. Тот самый, что я уже озвучил.

— Это какой же?

— А такой, если господин Воронцов будет пока что продолжать играть свою роль, как оказалось, довольно опасную…

— Чев-во? — внятно произнес Сережа.

— Естественно, не на благотворительных началах. Сколько мы можем дать, Сергей Борисович?

— Не меньше пятисот долларов, — проговорил Романов и, когда Сережа протестующе открыл рот, договорил:

— В сутки.

— Ведь неизвестно, как скоро мы сумеем прояснить ситуацию с нашим Принцем, — подхватил Алексей Фирсов, отчего-то трепля себя за и без того выдающееся во всех смыслах ухо. — Не исключено, что подтвердятся самые нехорошие подозрения. Но чтобы в этом убедиться, потребуется не так мало времени. Так что соглашайся, Серега. Ты же похож на Аскольда больше, чем сам Андрюша Вишневский. Просто как по одному образцу лепили.

Сережа почти физически почувствовал, как темные липкие щупальца силы, против которой он ничего не значил, обволакивают его тело. И тянут. Куда? Чем кончится вся эта занимательная комбинация, эта увлекательная игра за гранью фола, на грани провала и — возможно — небытия?