Кондратий Жмуриков - Принц и Нищин

— Куда теперь? — спросил Алик, выруливая на Немецкий проспект.

— В гостиницу! — завопил Аскольд, яростно колотя кулаком по бардачку. — В-в… бр-р-р… в «Братиславу», так она, что ли, называется! Ешь тыбыдып!! Я этим скатам втулю, ежкин крендель!

— Полегче, Андрюха, — поморщившись, перебил его Мыскин, — и так голова болит…

И он отхлебнул огромный глоток из бутылки водки, счастливо обнаруженной в бардачке машины, и передал ее Аскольду…

В гостинице, куда направились Алик Иваныч и Аскольд, их определенно не ждали.

Дежурный швейцар с изумлением воззрился на измочаленную парочку, потом перевел взгляд на часы, на которых было два часа ночи (примерно в это же самое время Сережа Воронцов дал согласие лететь в столицу на правах утерянного Аскольда), и заявил, что если Мыскин и Принц немедленно не выметутся из приличного заведения, он вызовет охрану. А там при случае можно не одним сломанным ребром поплатиться.

— Да я тут живу, в этой поганой дыре, ассел! — заорал Андрей Львович. — Я Аскольд, ты, клоп гостиничный! Меня тут поселили в этом вонючем постоялом дворе, думаешь, мне очень хотелось?

— А-а-а… — зловеще протянул обласканный работник «вонючего постоялого двора». — Еще один…

Охрана была вызвана немедленно. После того, как Аскольд был вышвырнут из «Братиславы», он услышал себе вдогонку, что вся Аскольдовская кодла — настоящая она или нет — свалила из отеля в неизвестном направлении. И, вероятно, первым же самолетом отправится в драгоценную столицу. Аскольд сел на землю и неожиданно засмеялся — открыто и весело сверкнув великолепными «звездными» зубами.

— Ну что, поехали куда глаза глядят… — резюмировал он наконец.

Глаза глядели преимущественно в сторону мыскинского дома, из которого их, собственно, и завезли «погостить» у алкоголика Гришки. Но смотри не смотри, а ключей от квартиры не было. Так что приходилось ночевать или в машине (что было почти невозможно — здесь жутко и удушливо воняло) или на вокзале.

Порешив именно так, веселая и в таком буквально смысле спевшаяся парочка, отправилась на железнодорожный вокзал.

Но в эту ночь неприятности вцепились в них мертвой хваткой свирепого питбуля. Не доехав буквально двух кварталов до вокзала, они наткнулись на одинокий патруль ДПС. Малорослый и тощий, как будто он в детстве составлял основную статью экономии в бюджете детского сада, хмурый лейтенант сонным голосом потребовал документы. Стараясь не дышать на представителя власти, Мыскин начал лихорадочно соображать, что делать, а лейтенант сам навел его на мысль:

— Что пили, гражданин?

Никакие уверения в том, что, дескать, выпили у друга, живущего в соседнем квартале, по бутылочке пива, не помогли. Лейтенант окинул подозрительным взглядом лысый череп Аскольда и покореженную малопрезентабельную физиономию Алика Иваныча и покачал головой. А ведь ему еще предстояло узнать, что машина в угоне и на нее, разумеется, у Мыскина нет никаких документов.

— Но позвольте, — нахально вмешался Аскольд, — что это ты такой правильный, лейтенант? А сто баксов не спасут гиганта мысли и отца русской демократии?

— Сто пятьдесят долларов спасут гиганта мысли, — невозмутимо ответил продажный представитель власти.

— А сотня — нет?

— Ну-ка, предъявите, — официально проговорил патрульный, словно не взятку требовал, а водительские права и документы на автомобиль.

Денег, разумеется, не было, и потому Алик, выйдя из машины, предпочел уложить лейтенанта на холодный асфальт и, прыгнув в салон, дать по глазам так, что отчаянно завизжали шины.

…Машину Гришки они бросили в ближайшей подворотне, грязной и черной, как пренебрегающий элементарными правилами гигиены негр. Но идти на вокзал уже было нельзя. Бутылку водки Аскольд и Алик не бросили, как они это сделали с машиной. Напротив, они распили ее за какие-то две минуты, а потом решили, что стоит где-то упасть и заснуть. Как говорится, уколоться и забыться…

И они нашли, где. Наверно, никто из звезд отечественной эстрады никогда не ночевал — и не будет ночевать! — в огромном недостроенном гараже на груде каких-то рваных тряпок, пахнущих бензином…

А по пробуждении Аскольд понял, что он остался в городе роковой гастроли один. Без персонала и охраны. Что никого он не найдет — ни Романова, ни Фирсова, ни всего своего персонала. Ни того человека, который заменял его и играл Аскольда так же правдиво, как если бы это был сам знаменитый певец. Конечно, об актерских способностях Воронцова Аскольд не знал. Зато он знал, что ему нужно выбираться из провинции. Выбираться самому. В Москву. Этими оптимистичными мыслями в семь часов утра он поделился с Аликом Мыскиным, который также проснулся ни свет ни заря и начал ощупывать свою немилосердно гудящую словно с перепою голову.

— А ты вот что… позвони в Москву, — посоветовал ему Алик. — Тебя вытащат отсюда в два счета.

— Куда?

Этот вопрос откровенно озадачил Мыскина.

— То есть как это — куда?

— Куда звонить-то? — распространился Аскольд, потирая лысый череп и щупая угол рта, возле которого застыла струйка крови.

— Ну как… домой, что ли… или там в какую службу безопасности… ведь у тебя есть такая?

— И ты думаешь, что я знаю телефоны?

— Не понял шутки юмора… то есть как это — не знаешь телефоны?

— А я никому не звоню, — беспечно ответил Аскольд, — мне и без того слишком много названивают, чтобы я кому сам звонил. Я только три телефона помню наизусть… правда, один в Лондоне… студия звукозаписи там, второй — в Мадриде, а третий… м-м-м…

— А третий где?

— А третий где-то в Швейцарии… там домик у моего дядюшки… пятидесятипятикомнатный. Только сейчас там никого нет.

— Что, даже московского телефона… ни одного не помнишь? — ужаснулся Алик.

Аскольд пожал плечами:

— Да разве их все упомнишь? У меня всем этим отдельный человек ведает, в охране… он все номера и знает. Куда скажу, туда он и прозванивает.

— Чудны дела твои, Господи! — пробормотал Алик. — Ну вот ты сейчас упоминал своего дядю… что, не помнишь его телефона?

— А я никогда этих его телефонов и не знал, — ответил Аскольд. — Это секретная информация. Секретная не для меня, конечно, а вообще. Дядя Рома вообще человечек продуманный. Олигарх хренов! Он же у меня олигарх, Мыскин. Если до него дозвониться, через два часа личный самолет будет меня в аэропорту дожидаться. Только шел бы он в жопу со своими самолетами.

Последние слова Принц произнес с неприкрытой озлобленностью — почти ненавистью.

— Олигарх? — повторил Мыскин. — Это что, наподобие Березовского Борис Абрамыча, там… Потанина или Вишневского Роман Арсеньича?

— Почему наподобие? — пожал плечами московский «суперстар». — Он и есть Вишневский. Я же только на сцене Адриан. А по паспорту — Вишневский Андрей Львович.