Ольга Степнова - Изумрудные зубки

Это был ужас. Кошмар. Это был ад!

Глеб почувствовал себя дурно. От обморока его удержала только та мысль, что если он упадет, то непременно испачкается в дерьме.

Афанасьев зажал нос и подышал ртом. Дурнота отступила.

Теперь со всем этим хозяйством предстояло что-нибудь делать. Хотя бы ради того, чтобы получить тарелку супа и стакан чая. Хотя бы ради того, чтобы не получить скалкой по голове.

Глеб начал выдвигать в клетках поддоны. «Мама!» – стонал про себя он, выходя из сарая и вываливая содержимое поддонов в компостную яму. «Мама!»

Кролики косились на него бусинами-глазами, словно раздраженные постояльцы гостиницы на надоедливую уборщицу, заявившуюся в неурочное время.

Когда с поддонами было покончено, Афанасьев зашел на территорию свиней и, стараясь как можно меньше вдыхать смрадный воздух, выплеснул содержимое трех ведер в большие лоханки. Свиньи, пихая друг друга жирными, щетинистыми боками и оживленно хрюкая, наперегонки ринулись к кормушке. Рой монотонно жужжащих мух тоже централизованно переместился к лоханкам с помоями.

Глеб вытер вспотевший лоб и отдышался.

Он сделал это! У него получилось.

Осталось только зарубить несколько кур.

Афанасьев размашисто перекрестился, снял со стены топор и наметил в жертвы пеструю курочку, мирно клевавшую что-то с пола. Стараясь делать беспечный вид и спрятав топор за спиной, Афанасьев подошел к курочке.

– Цыпа-цыпа, – ласково позвал он.

Курочка, помогая себе крыльями, шумно метнулась в противоположный конец сарая. Ее маневр с громким гомоном повторило все куриное племя.

– Цыпа! – Афанасьев плашмя бросился на пол, стараясь накрыть собой пару зазевавшихся куриц. – Цыпа!! – Курицы оказались проворнее, Глеб накрыл собой только поилку и кучки куриного помета.

Все-таки он очутился в дерьме. В воздухе, словно тополиный пух, кружили мелкие перышки.

– Цыпа... – Афанасьев по-пластунски пополз к бьющимся в истерике курам. Топор он поднял над головой, чтобы сподручней было ударить, когда на пути попадется какая-нибудь зазевавшаяся несушка. Увидев занесенный топор, куриное племя переполошилось еще больше. Оно наперебой раскудахталось, замахало крыльями и даже вздумало вдруг летать. Короткие, беспорядочные перелеты заканчивались глухими ударами о стены. Куры падали, но тут же подскакивали и пытались снова взлететь. Испуганные кролики заметались в клетках. Свиньи обеспокоено затопали и очень громко захрюкали.

Голова пошла кругом. В нос, в рот, в глаза лезли мелкие куриные перья, вихрем кружившиеся вокруг. Нервы у Афанасьева сдали. Он громко и нецензурно выругался. И тут прямо у него перед носом возник огромный красный петух. В общем-то, петух был спокоен, но позой, раздувшимся воротником, и громким шипением обозначил свои самые боевые намерения.

Он неожиданности Афанасьев уронил топор. Тот упал, обухом больно припечатав его по затылку. Петух сделал рывок вперед и больно клюнул Афанасьева в нос. Второй удар был нацелен в глаз, и Афанасьев еле успел от него увернуться. Глеб вскочил на ноги и, энергично махая руками, попытался отбиться от петуха. Но тот шел на него тараном, высоко подпрыгивая и щипая в самые труднодоступные места. Ощутимым ударом в пах петух заставил Афанасьева отступить и активно попятиться. За спиной у Глеба оказалась невысокая перегородка, отделяющая свинарник. Глеб с разбега налетел на нее, не удержался на ногах, перекувыркнулся и вверх ногами полетел вниз, угодив спиной прямо в лоханку с жидкой едой. Свиньи завизжали и отпрянули от кормушки. Большой хряк, удирая, больно лягнул копытцем Афанасьева прямо в живот.

– Цыпа, ...ть! – Глеб согнулся от боли, полежал немного в теплой вонючей жиже, отдышался и встал. Осклизлая масса стекала у него с рук, с лица, с тела, и капала на пол. Мухи устроили вокруг него восторженную вакханалию. Свиньи жались в углу. Петух за перегородкой шипел и готовился к новой атаке.

Это был ад. И из этого ада нужно было выйти с зарубленной курицей. Чтобы не остаться голодным.

– А-а-а-а!!! – заорал Афанасьев, перепрыгнул через перегородку, схватил с пола топор и начал носиться по сараю, беспорядочно вонзая его в крепкие стены. Веером полетели щепки, петух куда-то пропал, живность слегка притихла, перестала квохтать, метаться и хрюкать. Очевидно, она приготовилась к неминуемой смерти.

Дверь внезапно открылась. Глеб замер с занесенным над головой топором.

На пороге, перекрыв доступ дневному свету, стояла Луиза. Ее маленькие глазки смеялись.

– Цыпа! – заорал Афанасьев. Оставалась самая малость – опустить топор на ненавистную Луизину голову, но Афанасьев не смог. Он сник, обмяк и отбросил холодное оружие в сторону. В этот момент, словно исполнив заключительный аккорд в схватке, его в задницу больно клюнул петух.

– Ухойдокался, миленький, – сердобольно вздохнула Луиза, поднимая топор. – И сарай ухойдокол! – Она осмотрела разгром, перья, щепки и дрожащую живность. – Что, Колька тебя поклевал?

– Поклевал, – плаксиво пожаловался Глеб, потирая укушенный зад.

– Он боевой, – одобрительно засмеялась Луиза. – Чужих не любит. Ты что ж, не одной куры не зарубил?

– Не зарубил, – Глеб боялся на нее посмотреть. – Но я старался! Я хотел! Я ловил!

– Ну ничего, потренировался немного и ладно. В следующий раз получится. – Луиза была настроена очень доброжелательно. – Иди в теплицу, огурцов для засолки нарви. – Она сунула ему в руки эмалированный таз.

Огурцы и теплица!! Это звучало музыкой после сарая с курами, свиньями и кролами.

Глеб схватил таз и вприпрыжку побежал к огромной, бликующей на солнце стеклами, теплице.

– Ополоснись из бочки, Арсенчик! – крикнула ему вслед Луиза. – Ты похож на какашку, а я Зинке уже похвасталась, что меня полюбила московская знаменитость!

– Не пущу!!

Сычева схватила Таню за плечи и силой уложила в постель.

– Не пущу, даже не думай! Эта Инга – просто подсадная утка, на которую бандиты пытаются выманить тебя из норы!

– Но ведь я уже была у них в руках! А они меня выбросили за ненадобностью! Нет, эта женщина не имеет к бандитам ни малейшего отношения, я чувствую!! – Таня увернулась от рук Сычевой, встала и, пошатываясь, начала одеваться.

– Чувствует она! С разбитой головой, ободранными коленками, она чувствует! Не пущу!! – Сычева выхватила у Тани юбку.

– И я не пущу! – Татьяна схватила с кресла блузку и спрятала ее за спиной.

– Да поймите вы, это единственный способ что-нибудь узнать о Глебе! – чуть не плача сказала Таня и огляделась в поисках еще какой-нибудь одежды. – Это единственный шанс! И потом... ты же сама говорила, что Афанасьев не способен ни на какие опасные игры, может, его все-таки какая-нибудь влюбленная баба похитила? А все остальное – это недоразумения и случайные совпадения? – Не найдя никакой одежды, Таня присела на край кровати и опять приложила ко лбу мокрое полотенце.