Ольга Степнова - Изумрудные зубки

– Этот урод нам жизнь спас, – сияя, как начищенный самовар, сообщила Сычева.

– Спас, – согласилась Татьяна. – И сам чуть не погиб!

– А он... чей парень? Которой из вас? – рассеянно спросил Тарас, продолжая рассматривать змею на ладони.

Тани дружно захохотали.

– Он не ее парень, – Сычева пальцем ткнула в Татьяну. – Точно не ее!

– И все же, я имею право все знать! – сказал Тарас и посадил змею в сахарницу. – Я рисковал! Я волновался! Я машину разбил!!

– Мы потом тебе все расскажем, – сказала Татьяна. – Мы сами еще очень многого не понимаем. Но потом тебе обязательно все расскажем! Кстати, Пашка, а откуда ты знал, что спецназ на подходе? – обратилась она к Попелыхину.

– Я?! Знал?! – Попелыхин вдруг покраснел как рак и схватился за голову. – Ой, как болит! Как болит! Меня ж там не кормили ни фига! И спать я не спал, потому что крысы кругом шныряли. Заснешь – ладно, если нос оттяпают, а если что посерьезней?! А вот мамка моя в Болотном порошок такой сыпала ядовитый! Крысы жрали его – и хоть бы хны! Только еще больше плодились! Жутко живучие и жутко прожорливые твари!..

– О! Прорвало! – усмехнулась Сычева. – Пашка, ты же целых полчаса молчал! Тебе задали конкретный вопрос: откуда ты про спецназ знал? Почему освобождения ждал?!

Попелыхин вдруг выронил чашку, закатил глаза и начал сползать со стула.

– Эй, ты чего? – подскочила Сычева.

– Плохо ему! – закричала Таня. – Обморок! Бедный, бедный мальчик! Сколько он пережил, а тут вы со своими расспросами! – набросилась она на подруг. – Эй, Пашка, Пашка! – Она начала легонько шлепать его по щекам.

– Надо в комнату его отнести и на кровать уложить. – Тарас встал, взял Попелыхина на руки и направился в комнату своей бабушки.

– Куда ты его понес? – крикнула Татьяна.

– К себе. Не в кладовке же его на раскладушке укладывать!

Татьяна побежала за Тарасом.

Таня бросилась было за ней, но Сычева схватила ее за рукав и заговорщицки подмигнула.

В комнате пахло сухими травами, чистым бельем и духами «Красная Москва».

У бабушки Татьяны тоже были такие духи и она хорошо помнила этот незатейливый, резковатый и очень родной запах.

Пашка вдруг вывернулся из рук Тараса, и побежал в кладовку.

– Я это... выздоровел уже! Нормально все... – пробормотал он на бегу и скрылся в коридоре за поворотом.

– Вот засранец, – развел руками Тарас. – По-моему, он притворялся.

– По-моему тоже, – кивнула Татьяна. – Вопрос про спецназ ему не понравился и он решил изобразить обморок.

Так получилось, что они стояли в темной комнате очень близко друг к другу. Так получилось... что они уже целовались и ничего ужаснее этого не было, потому что...

Потому что прав оказался папа – она распутная девка!

– Я распутная девка, – пробормотала Татьяна, запустив пальцы в его лохматые волосы, которые тоже пахли сухой травой, чистым бельем и «Красной Москвой».

– А я распутный пацан! – засмеялся циклоп, путаясь в ее водолазке.

Водолазка была заправлена в джинсы, а джинсы намертво прижаты к телу ремнем. Циклоп явно был не мастак в раздевании женщин, а может, это вьетнамская водка сделала его таким неумелым?

– А я знаю, что ты женат!

– Если бы я был женат, я бы не стоял с тобой в темной бабушкиной комнате и не пытался раздеть...

– Неужели развелся?

– Да боже упаси. В нашей семье не принято разводиться.

– И что, у тебя нет маленького сыночка, которого ты воспитываешь один и которому срочно нужна бесплатная нянька?..

– Что за глупости ты говоришь?!! – Он задохнулся в ее волосах, запутался и, кажется, искренне возмутился, потому что щека у него стала очень горячей.

Татьяна засмеялась, нащупала на стене выключатель и зажгла свет.

– Что ты наделала?! – Он оставил в покое ее водолазку, слегка отстранился и сказал с досадой: – Ну когда я еще так напьюсь и рискну...

Татьяна с любопытством огляделась. Мебели в комнате было мало – стол, покрытый ажурной, вязаной скатертью, кресло с такой же ажурной накидкой, шкафчик с посудой и кровать с пирамидой белоснежных подушечек – одна меньше другой. У изголовья кровати висели пучки сухих трав. А на стене...

Татьяна оттолкнула от себя Тараса и на всякий случай протерла глаза.

– Что это? – кивнула она на стену.

– Картины, – покраснев, ответил Тарас. Он опустил глаза и начал теребить подол своей рубашки. – Их рисовала девушка, в которую я влюбился с первого взгляда. Я не мог допустить, чтобы ее картины висели в чужих гостиных и спальнях, поэтому давал соседским пацанам деньги и просил скупать их у Пашки, который торговал твоими картинами у киоска. Они покупали и передавали мне картины прямо в окно...

– Ты делал мне подачки?!! Покупал бездарную мазню за двести-триста долларов?!!

– Да почему мазню?!! Почему бездарную?!! Да соседские пацаны еле отбили твои шедевры у других покупателей, предложив на сто долларов больше!

– Врешь!!

– Нет!

– Ты делал мне подачки, зная, что с деньгами у меня не очень! – Таня топнула ногой, чувствуя, как он снова начинает бесить ее, – этот циклоп, этот Тарас, – бесить так, как могут бесить только очень близкие люди.

– Ну зачем ты включила свет? – Тарас щелкнул выключателем, опять стало темно и он опять вступил в неравный бой с ее водолазкой. – Мы не успели толком помириться, а уже опять ссоримся... и все потому, что ты включила свет...

– Я должна была знать, как жила бабушка, которую ты любил. – Татьяне надоела его возня с водолазкой и она сама сняла ее к чертовой матери, и джинсы сняла, и потянула циклопа в кровать, где – теперь она это точно знала! – возвышалась гора белоснежных подушечек, а у изголовья висели пучки ароматных трав.

– Прав был папа, – пробормотала она, – я распутная девка. Ведь я всего третий раз в жизни вижу тебя, а уже...

– И я третий раз, – перебил он ее. Теперь он сражался с пуговицами своей рубашки, своим ремнем и своими джинсами. Они точно так же не поддавались и циклоп повалился на кровать одетым. – Но только самая лучшая девушка в мире может нарисовать такого смешного, такого доброго, такого оранжевого кота...

– И только самый лучший парень на свете не умеет раздеться сам и раздеть свою девушку...

Карантаев еще раз осмотрел кабинет.

Потолок в разводах, стены выкрашены невыразительной серой краской, стопки папок на видавшем виды столе, грязные пепельницы, дешевые жалюзи и жухлый цветок на подоконнике, посаженный кем-то в железную банку из-под консервированных томатов.

Два года в кабинете обещали сделать ремонт, но так и не сделали.

Карантаев поморщился и потер простреленное, перебинтованное под рубашкой плечо.

Одно радовало: дело по банде Зельманда практически завершено, следственные действия закончены, допросы проведены, очные ставки, обыски сделаны... Осталось немного формальной бумажной работы и можно передавать дело в суд.