Ольга Степнова - Уж замуж невтерпеж

– Я ничего не путала! – взвизгнула Кира, будто ей под ногти вогнали иголки. – Не было моих ошибок! Я говорила тебе, что Тамарка следит за нами! Мне говорили, что она наняла частного детектива, который таскает ей отчеты о наших с Виктором встречах! Я говорила тебе! А ты – пора торопиться, время уходит, Новый год – подходящий момент, все пьяные и никто ничего не поймет! Это твои ошибки, а не мои! Ты что натворил?! Почему не смотался, когда пристрелил Виктора? Все устраивалось так, будто его убил Ярик! Зачем, почему столько трупов? Что за цирк с иллюминацией? Зачем притащил всех сюда? Ты идиот, я ничего не понимаю! Как нам теперь выкручиваться?

Голос сзади жирно заржал. Дуло с виска переместилось в точку между лопаток. Я смогла задышать свободнее, я решила, что пуля между лопаток не так страшна как пуля в висок. Быть может, есть даже шансы спастись.

– Мырка, я же сказал – я исправляю твои ошибки. Ты сказала, в доме никого. Вот они – твои «никого»! – Он сделал рукой полукруг. Рука была молодая, нервная, загорелая. – Это при том, что парочку я уже убрал. Жаль, этого не добил. – Рука ткнула пальцем в Мороза. – Ты сказала, сиди и жди своего часа, когда Витя хлобыстнет коньячку. И что? В спальню, где я сидел, втюхивается этот старый сучок эконом. Я еле успел спрятаться за портьеру. Он, как ищейка, обнюхивает все, обыскивает даже постель, приподняв подушки, и... лезет в шкаф. Типа там шкерится. Зачем? Чтобы подождать начала концерта? Он что-то узнал, старый хрен! И это твой косяк, Кирка! Он для засады выбрал твою спальню, значит, понял, что ты на главных ролях. Пришлось залезть в шкафчик и сделать из него бабочку для гербария, нанизав на мой любимый ножик. Увидев меня, он заорал «Это ты!», повернулся ко мне спиной, словно хотел удрать сквозь шкаф. Я специально потом усадил его лицом к дверце, хотел повеселить тебя, Кирка, когда ты будешь переодеваться! Потом опять начались твои косяки. Сначала приперли торт, минут через пятнадцать в дом вполз этот толстый. Слышу, шаги в коридоре, дверь приоткрыл – он крадется. Ни в каком он ни в Париже, пришел тебя с любовничком ловить. – Голос снова заржал. – Дальше ты все знаешь, я метался по дому как молния! Свет гасил, чтобы быть незаметным, и этих двоих попугать. Только откуда эта мымра взялась – я не понял. – Он ткнул меня между лопаток сильнее.

Я очень хотела его увидеть. Мне было бы легче умирать, если бы я узнала, как он выглядит. Балашов сидел напротив, с совершенно белым лицом. У него опять вместо глаз были дыры. Его нежный цветочек, его трогательная девочка, не только изменяла ему, не только обокрала его, она еще и заодно с убийцей. Есть, отчего тронуться умом. Только было бы лучше, если бы ты не терял самообладания. Тот, кто сзади, расслаблен и уверен в себе, а у тебя в кармане есть пистолет. Так может хоть раз, Балашов, ты попадешь в цель?

– Эта мымра взялась из торта, – тихо сказала Кира. – Она уверяет, что любовница Балашова. И еще – она что-то нарыла, потому что зовет меня Мыркой и сильно озабочена тем, как называется фирма.

– Любовница? А что, она ему подходит! – Мне понравилось, что он так сказал. – Она подходит ему, такая же клуша, как он!

– Что там с охранником, что нам теперь делать? – Кира обхватила себя руками за плечи и стала покачиваться.

– Говорю же, Мырка – твои косяки! Бумаги на месте не оказалось!

– Не может быть! – заорала Кира. – Витя принес ее, он обещал мне ее показать, когда мы входили в дом!

– Я обыскал Камху, я перерыл весь дом, бумаги нет! Я случайно нажал тревожную кнопку, когда рылся в столе. Пришлось объясняться с Сеней. С ним я легко справился, потому что он узнал меня, похлопал по плечу и спросил, зачем я завел машину Камхи. Я и полоснул его. Когда начнешь убивать, трудно остановиться. Только бумаги нигде нет. Может, толстый ее отобрал, когда они с Витей болтали в его кабинете? Где бумага, отдай или я пристрелю твою вяленую.

– Балашов, – еле ворочая сухим языком, сказала я, – ты его знаешь?

Балашов отрицательно помотал головой. В его черных глазах я постаралась рассмотреть отражение того, кто стоял у меня за спиной, но ничего не увидела. Значит, Балашов его не знает. Иван Палыч знал, Сеня знал, Виктор, похоже, тоже знал, а Балашов не знает. Яркий пример того, как нельзя уходить с головой в новое производство.

– Заткнись! – я получила ребром ладони по шее. Я думала, что умею лишь спать с открытыми глазами, но оказалось, что могу так же терять сознание. Когда я пришла в себя, Балашов заканчивал фразу:

– ...шь, я понятия не имею.

– Отдай по-хорошему. Она тебе ни к чему, я отказываюсь не в твою пользу. Если ты дашь ей ход, все перейдет Тамарке!

– Что перейдет? От чего отказываешься?

Я сфокусиравала взгляд на Балашове, и решила, что если выйду за него замуж, то все дела буду вести сама. Он ни одной бумаги не подпишет, не глядя, он будет знать всех тараканов в доме в лицо.

– Когда начнешь убивать, трудно остановиться, – сказал голос сзади и переставил пистолет к моему виску. – Где бумага, толстый? Выворачивай быстро карманы!

– Стой! – заорала я и, сыграв под дурочку, вытащила из кармана записку.

Смуглая рука вырвала бумажку.

– Это еще что? Откуда?

– Там лежала... – неопределенно ответила я.

– Мырка, ты что, хранишь мои записки?

– Эту я потеряла, – буркнула Кира.

Рука скомкала бумажку и, судя по движению, сунула ее в карман.

– Выворачивайте карманы! Оба! – приказал голос сзади. – Ты тоже шастала по комнатам, вытряхивайся!

Я сунула руку в карман. Балашов сунул руку в карман.

На диване вдруг зашевелился Мороз. Не открывая глаз, он отчетливо и жалостливо произнес:

– Я не модный! Я не читаю Мураками, не люблю текилу и не жру цветы!

Все как по команде уставились на него. Все, кроме Балашова. Он стремительно выдернул из кармана пистолет и пальнул в моего лакея-конвоира. Раздался сухой щелчок.

– Браво! – крикнула я. – Если бы не кончились патроны, ты бы попал!

Балашов уставился на свой пистолет, словно на гремучую змею. Кира засмеялась искренне и ненатужно. Дуло у моего виска дрогнуло, и я попрощалась с жизнью.

– Слышь, парень, – задала я мучавший меня вопрос, – тебя зовут Вилен?

– Молчи! – взмолился Балашов. – Прошу тебя, молчи!

Дуло провернулось, цепляя на себя мои волосы.

– Стой! – заорал Балашов. – Я отдам бумагу! Только она внизу, в сейфе!

– Я не современный! Я не лечусь молоками осетровых, меня не вставляет группа «Корни», и я не бисексуал! – плаксиво перечислял Мороз причины своей отсталости, не открывая глаз.

– Отпусти ее, – задыхаясь, сказал Балашов. – Я отдам бумагу, пойдем вниз, в мой кабинет! Ты прав, она мне ни к чему. Пойдем.

– Вытряси все из карманов! – приказал мягкий знак.