Анна Волошина - Тайная страсть отставного генерала

Молодой человек плюхнулся рядом с Инной Николаевной, и вместе с ним в салон вплыл запах перегара. Было совершенно очевидно, что ночевал он не у родителей, а где-то совсем в другом месте. Вот только зачем приехал с утра пораньше? Насчет похорон явно врёт. Может, с приятелями повздорил? К родителям в таком виде идти он никогда бы не решился, поэтому приехал сюда и попал как раз на похороны. Я скосила глаза в зеркало: со страдальческим выражением на несвежей и небритой физиономии парень упёрся глазами в окно. Небось, голова у него трещит, и он мечтает оказаться в постели в своей комнате на втором этаже тётушкиного дома. Но, ляпнув неосторожно про похороны, отступить он уже не мог.

Мы остановились рядом с большим, но нескладным генеральским домом. Толпа у ворот собралась внушительная. Люди держались скованно и тихо переговаривались между собой. Из дома вынесли лакированный гроб и погрузили в катафалк. Молчание стало ещё заметнее и лишь изредка нарушалось негромкими распоряжениями, которые отдавал тучный мужчина в шубе. Ни плача, ни причитаний слышно не было.

Среди множества незнакомых лиц я знала только Аллу с сыновьями. Да ещё Петра Алексеевича, с которым только что беседовала крёстная. Он поддерживал под руку молодую женщину в блестящей тёмной шубке. На её светлые волосы был кокетливо наброшен чёрный шарф. Похоже, это и была вдова. Пётр помог ей сесть в автобус, за ними последовали Алла и оба её сынка. Люди торопливо рассаживались по машинам. Катафалк пополз по улице между сугробами, мы двинулись следом. Мои пассажиры молчали.

Отставного генерала провожали с военным оркестром. Когда музыка смолкла, тот самый тучный мужчина, командовавший выносом тела, произнёс речь. Затем его сменил новый оратор. Все они до небес превозносили заслуги Орлова и сожалели, что лишились замечательного товарища, заботливого отца и любящего мужа.

Юрик уже куда-то исчез, и крёстная беспокойно оглядывалась по сторонам. Парень не появлялся, Инна Николаевна перестала крутить головой и уцепилась за мой локоть. Не особенно прислушиваясь к разговорам, я с интересом разглядывала присутствующих, а крёстная тихонько рассказывала, кто есть кто. Родственники генерала топтались рядом с вырытой могилой и откровенно скучали.

– Видишь полную даму в длинной шубе? – шептала крёстная. – Это его первая бывшая жена, Татьяна. Рядом две её дочки. В дублёнке – Рита, а рыженькая в чёрной куртке – Лора, младшая.

Первая жена Орлова, Татьяна Михайловна, была уроженкой уральского села Угрюмовки, того самого, где родился и сам Орлов. По словам Инны, в прошлом она была совершенной красавицей, за ней ухаживали лучшие угрюмовские парни. Теперь в это было трудно поверить: она заметно постарела и расплылась. Замуж второй раз не выходила, хотя поклонники имелись. Вероятно, Татьяна боялась потерять львиную долю содержания, выделяемого на детей. По всему выходило, что эта финансовая помощь была весьма значительной, так как ни одна из дочерей толком нигде не работала, а сама Татьяна уже несколько лет как сидела дома и получала скромную пенсию.

Старшая дочь, Рита, рыхловатая тридцатилетняя девица, лицом удалась в отца, а мозгами в мать. Именно так выразилась Инна Николаевна.

– Лучше бы наоборот, – шепнула она. – Не повезло девочке.

С замужеством не получалось, с карьерой тоже не везло, поэтому Рита стала вечной студенткой. Надо сказать, не слишком старательной. Но нужно ведь было чем-то заниматься девушке, благо средства отца позволяли. Сначала Рита поучилась немного на юриста – не понравилось. Потом получила изрядное количество экономического образования, и вот теперь уже год, как грызёт зачем-то экологические науки.

Лоре с наследственностью повезло больше: лицом она удалась в мать, а умом и хитростью в отца. Лора – начинающая актриса, красавица и папина любимица. Естественно, и материальных благ ей перепадало больше, чем остальным детям. Наверное, генерал считал, что только она и могла оправдать хоть какие-то его надежды.

Речь последнего оратора изрядно затянулась, народ совсем заскучал: все уже поглядывали на часы, негромко переговаривались. Степан с интересом изучал соседние могилы, Эдик вертел лопоухой, коротко остриженной головой, Рита зевала, прикрывая рот ладошкой в чёрной кожаной перчатке. Алла о чём-то шепталась с пожилой женщиной в коричневой шубе, Лора переминалась с ноги на ногу. Только Татьяна стояла неподвижно, и её пухлое лицо с двойным подбородком выражало искреннюю печаль.

Инна Николаевна закашлялась и на некоторое время прервала свои комментарии.

Наконец последний оратор завершил таурную речь. Наступил момент прощания. Татьяна дёрнулась, зарыдала, и я испугалась, что сейчас она с криками кинется на гроб. Но этого не произошла: первую бывшую схватила за локоть бывшая вторая. Алла что-то шепнула Татьяне, и та смолкла. Похоже, вторая жена имела некоторое влияние на первую.

Крёстная снова заговорила, но так тихо, что я с трудом различала слова.

Алла была женщиной самостоятельной и работала директором универмага. Впрочем, это не мешало ей пользоваться милостями бывшего супруга. Оно и понятно: двое детей требовали серьёзных расходов. Степан был студентом, Эдик ещё учился в школе, но, по словам крёстной, уже проявлял склонность к выпивке и дракам.

– Не похоже, что вдова очень уж убивается, – ядовито прошептал за моей спиной женский голос. – А Греков-то, смотри, так возле неё и вьётся. Пытается всучить ей таблетку. Так я и поверила, что ей плохо с сердцем! Небось, рада до смерти, что от мужа избавилась.

– Тише ты, – оборвал её сердитый мужской голос.

Я догадалась, что Греков – это Пётр Алексеевич, знакомец Инны Николаевны. Он и в самом деле не отходил от Анны, заботливо поддерживал её под локоток и что-то шептал. А потом вынул руку из кармана, скорее всего, там у него было припасено какое-то лекарство. Но вдова лишь отмахнулась и покачала головой. Всё это время она стояла с каменным лицом, и единственным видимым проявлением чувств стали белые розы, положенные ею на гроб.

Тот же ехидный голос у меня за спиной опять зашептал:

– А Танька-то, Танька! Для кого комедию ломает, непонятно!

Татьяна Михайловна опять попыталась заголосить, но на этот раз её одёрнула Рита.

Могилу забросали землей, уложили венки, установили временный памятник. Прогрохотали автоматные очереди, оркестр заиграл что-то смутно знакомое. Кто-то из мужчин достал бутылку водки и начал разливать в пластиковые стаканчики. Молодёжь оживилась и потянулась к ним озябшими руками. Алла набросилась на своего младшего, тоже протянувшего руку. Тот вяло огрызнулся. Откуда-то вынырнул Юрий, вероятно на запах водки. Я завертела головой в поисках племянника и, заметив, что он разглядывает надпись на соседней могиле, успокоилась. Отвернулась, и тут же опять оглянулась – что-то меня привлекло. Чуть дальше Никиты, за чёрным гранитным памятником, стоял парень в странно надвинутой по самые брови вязаной шапочке и слишком внимательно наблюдал за происходящим. Заметив мой взгляд, он отступил на несколько шагов назад, потом метнулся в сторону и исчез за пушистой елью. Я пожала плечами и отвернулась. И тут же забыла о нём.