Михаил Серегин - Особенности национальной милиции

– Это мы, мы, мы, – падая на колени, заломила руки Елена.

По щекам ее бежали крупные капли слез, которые женщина не старалась скрывать. Некоторая патетичность сцены сглаживалась искусной игрой.

Раскосый испуганно посмотрел на «каменную девку», как ее многие называли за глаза, понял, что дело – дрянь, и приземлился на костлявые колени рядышком, стараясь повторять экспрессивные движения рук любовницы. Амбал открыл рот и скороговоркой, перебивая бывших сообщников, заговорил.

– Записывай, начальник, все скажу. Все как есть. Только успевай конспектировать...

Мочилов довольно ухмыльнулся, победоносно бросив взгляд на очнувшегося от раздумий Володю.

– И допрос провели, и от болезни избавились, – многозначительно заметил он, раскрывая новенькую еще папку, на которой пометил: «Дело № 1».

Понедельник был поистине триумфальным днем для третьего курса Высшей школы милиции славного города Зюзюкинска. По случаю небывалого еще в этом учебном заведении (да и в любой другой школе милиции) события, с самого утра все командиры курсов выстроили у крыльца своих ребят.

Первыми стояла гордая собой опергруппа Кулапудова, возглавляемая сияющим капитаном Мочиловым. Полковник Подтяжкин на переносной трибуне, выделенной по случаю запасливым дядей Саней, выглядел особенно торжественно.

Рядом с ним стоял бывший младший лейтенант Ворохватов, на погоны которого лучи славы успешно выполненного дела повлияли самым магическим образом, превратив их в погоны старшего лейтенанта. Ворохватов с достоинством держал высоко поднятую голову, совершенно позабыв о прежней своей неловкости и стеснительности.

– Сегодня мы собрались благодаря славному событию в истории нашей школы, – с пафосом начал речь полковник Подтяжкин.

Он обвел всех учащихся взглядом, особо задержав его на третьем курсе.

Вздохнул, не заметив среди героев девушки, разбившей его сердце. Возможно, опять перевелась. Среди немногочисленных зрителей, допущенных на торжественное событие, на него строго смотрела Капа, сжав в нетерпении кулачки и подсказывая одними губами заготовленную накануне вместе с ним речь.

Павел Петрович по-новому взглянул на жену. Волнуется за него, переживает.

Вон из обычно идеальной укладки выбился непослушный локон, а она того и не замечает, занята только мыслями о муже. И почему Павел решил, что она плоха. Совсем даже ничего. Подтяжкин неуставно подмигнул Капитолине и продолжил:

– Наша школа может гордиться своими воспитанниками, в одиночку нашедшими и обезвредившими злостных закононарушителей, закоренелых преступников, крупных мошенников, вербовщиков и дурковедов, наконец.

В участках всего района они числились в розыске, но только нашим ребятам, – полковник поднял указательный палец вверх, крякнув от удовольствия, – только им удалось поймать и обезвредить преступников.

Опергруппа Кулапудова приосанилась, гордая собственной значимостью.

Капитан победоносно водил одними зрачками из стороны в сторону, не смея повернуть голову, и удовлетворенно наблюдал реакцию зависти его коллег. Только в Смурном черного чувства не замечалось, что опять же радовало Глеба Ефимовича до щекотания внутри живота.

После полковника слово взял старший лейтенант Ворохватов.

Он, как и предшественник, расхвалил ребят, вознеся их до небес. В это утро вообще звучали только добрые слова в адрес органов правопорядка и подрастающих достойных преемников действующей милиции. Дурковедам же объявлялся вечный и непримиримый бой.

Хвалебные речи растянулись на два с половиной часа. Сначала это нравилось курсантам – первые три четверти часа, – потом стало надоедать.

Клонило в сон. Когда все желающие выступили, Леха громко и от души всхрапнул. Он умел по одной, только ему известной, методике спать стоя.

Официальная часть, однако, успела порадовать всех слушателей еще один раз. Когда завершилась. Курсантов впереди ждал праздничный завтрак и лишний выходной для отличившейся пятерки. Тетя Клава с самого восхода солнца загадочно бегала по двору от кухни к складу и обратно в новеньком, до хруста накрахмаленном фартуке, разнося по округе самые соблазнительные запахи. Что она там приготовила, повариха не рассказывала даже своему любимчику Зубоскалину, который радовал ее одеждой настоящего курсанта, а не возмутительным красным платьем. Тетя Клава тихо улыбалась каждый раз, когда парень попадался ей на глаза, и ничего не отвечала на его расспросы.

Но самая большая радость произошла, когда шумная толпа учащихся ринулась в столовую, потреблять положенную им пайку. Геройская опергруппа немного подзадержалась, считая, что теперь, после успешной поимки дурковедов, будет ниже ее достоинства вести себя, как каким-то простым курсантам, и нестись сломя голову к царству тети Клавы. Снисходительно поглядывая на остальных, ребята пропустили всех вперед. Вместе с ними задержались капитан Мочилов и лейтенант Смурной, привыкший к парням и успевший полюбить их как друзей. Его больше не пугала одинаковость Утконесовых.

Нисколько. Он знал, что полностью излечился от недуга.

Именно в этот момент группу людей, за последние дни ставшую настоящей, сплоченной командой, окликнули. Ребята обернулись, просияв радостью, а Владимир Эммануилович побледнел, схватившись за начавшее пошаливать сердце.

В воротах школы стоял и смущенно улыбался Федор Ганга, раскрашенный побледневшими за неделю пятнами зеленки. Во время болезни он немного похудел, отчего стал выглядеть выше и стройнее. Федя скалился в ослепительной белозубой улыбке, на которую с долей зависти посматривал Дирол. А у каждого бока курсанта стояла красивая девушка Люда, деликатно придерживая его под оба локтя. Володя закатил глаза и попробовал упасть в обморок.

Рецидив был налицо: девушка двоилась, совершенно не соглашаясь принимать во внимание лечение, проведенное предприимчивым капитаном. К тому же, издеваясь над лейтенантом, она стояла не рядом с ним, как мечталось Володе по ночам, когда голова его касалась подушки, а около зеленого потомка мавров. Какая несправедливость!

– Меня выписали, – довольно произнес Федя.

Что тут началось! Казалось, курсанты встретили своего товарища после длительной разлуки, в которой неизвестные опасности ежесекундно угрожали жизни Ганги. Парни окружили смущающегося Федю со всех сторон, высоко задрав головы, наперебой стали рассказывать волновавшее всех со вчерашнего вечера событие. Федор только удивленно хлопал глазами и изумленно восклицал: «Да ну!» Глеб Ефимович, постояв немного в стороне, махнул рукой на разницу в возрасте и званиях, вклинился в самую середину толпы и от души стал заливать, приукрашивая реальные события расцвеченными подробностями, плодом живой фантазии капитана.