Михаил Серегин - Детектив на троих

– Будем оформлять дело... Нападение на официальное лицо, злостное хулиганство. До пяти лет строгого режима.

При последних словах Костя снова издал звук, напоминающий гудок парохода, выразив таким образом свое удивление.

– А нам всего-то нужно было, чудак-человек, – продолжал я, – чтобы ты нам помог твоего приятеля Славку Карцева найти.

– Да вы... Да я... Да я вам помогу... Только давайте без всяких оформлений, – Костина туша заколыхалась от волнения.

– Карцева здесь уже два дня не было, – продолжил он, – последний раз он сюда с какой-то своей телкой приезжал.

– Между прочим, тот дядечка, которому ты очки разбил, – отец этой самой телки, – назидательно вставил я.

Костя посмотрел на Исмутенкова и изобразил на лице гримасу, которая, по всей вероятности, должна была означать извинение и глубокое сожаление по поводу случившегося. Дрюня, однако, никак не отреагировал.

– Адрес, адрес давай! – скомандовал Дынин.

– Адрес? – переспросил Костя, после чего с неожиданной для его туши прытью поднялся с пола, перегнулся через стойку бара и стал рыться внутри. Спустя полминуты, в течение которой нашему вниманию был предоставлен обзор широкой задней части бармена, он развернулся к нам с малюсенькой красной книжицей. Там и нашел нужный нам адрес:

– Тракторная, 43.

– А номер квартиры? – спросил Дынин.

Костя сложил записную книжку и пояснил:

– Это частный дом. Он там с дедом живет.

– Так, – воодушевился Дима. – Вперед на винные погреба! Едем на Тракторную!

– Ну, нет. Я на сегодня уже больше не ездок, – резко возразил Борисов.

Я посмотрел на часы и сказал:

– Дим! Время первый час. Доберемся мы туда не раньше часа. Кто тебе там откроет и кто с тобой будет разговаривать? Это нереально.

– Так... Хорошо... Что ты предлагаешь? – отрывисто выпалил Дынин.

– Я предлагаю воспользоваться добротой Кости и взять у него пару бутылочек, – тут я повернулся к сидящему на табуретке бармену, на голову которого одна из официанток уже положила грелку со льдом.

– Да, – поддержал меня Седой. – Ведь ты угостишь гостей за счет заведения, буйный ты наш?

Костя в ответ утвердительно закивал, грелка при этом задвигалась в такт, словно головной убор китайского императора. Официантки тем временем выставили на стойку бара две бутылки «Смирнова», которые я придирчиво осмотрел.

– Кость, дай нам лучше одну бутылочку джина.

Бармен кивнул официанткам, и те тут же сделали замену. Седой убрал бутылку в пакет.

– Вот, – удовлетворенно продолжил я, – а теперь, воспользовавшись добротой Кости, я предлагаю поехать к гостеприимному Андрюше и переночевать там. Ты ведь не возражаешь, Дрюня?

Исмутенков отрешенно молчал.

– Вот, он не возражает, – подтвердил я.

– Да... Но я должен как-то объяснить домашним свое отсутствие, – сказал Дынин.

– Так и объяснишь – что находишься на особо важном задании, сидишь в засаде, в кустах. Тебе еще сочувствие выразят.

– Да? – с сомнением подумал Дима. – Ну, может быть...

– Тогда тронулись, – резюмировал я.

Мы с Седым подхватили бутылки и безучастного Дрюню и двинулись к выходу. Дынин немного задержался, что-то обдумывая, и наконец сказал, обращаясь к Косте:

– Ну, ты... Прибери здесь немного... А то нехорошо получилось...

Грелка на голове Кости снова задвигалась в знак полного одобрения. Дынин еще раз на всякий случай проверил рукой состояние своей челюсти и пошел вслед за нами.

Когда мы уселись в машину, Исмутенков безучастно завел двигатель, и неожиданно для всех «Москвич» со свистом и пробуксовкой колес стартовал с места, на большой скорости направившись к «Пентагону».

Солнечные лучи настойчиво разлепляли мне глаза, и я понял, что просыпаюсь. Я автоматически стал искать рукой пульт управления телевизором для утреннего просмотра вчерашних спортивных событий. Не обнаружив пульта, я сразу вспомнил, где нахожусь и что меня привело сюда. Я лежал в зале двухкомнатной квартиры Дрюни Исмутенкова и бессмысленным взглядом пялился в давно не беленный потолок.

Дремучая тоска постепенно заполняла меня, проникая в каждую клетку моего организма. Я медленно поднялся и сел на диване. Спиной ко мне, у окна, стоял, заложив руки за спину, хозяин квартиры. Он неподвижно разглядывал открывающийся перед ним вид на Волгу и мост через нее. Мне снова стало жалко Андрюшку. Мужик сильно переживал пропажу своей дочери, о которой уже несколько дней не получал никакой информации, кроме того, что она мотается по городу на иномарке с каким-то парнем, задолжавшим большую сумму денег неизвестным кредиторам. Я подумал, что ему также обидно было получить от Таньки вымогательское письмо, состряпанное ею же самой.

Далее мои мысли переключились на своих собственных детей, которых я отправил сразу после смерти Веры в город Шабалов, к ее младшей сестре. С одной стороны, это было вынужденным решением, так как сам я вряд ли мог бы дать им все, в чем они нуждались. С другой стороны, я сильно тосковал и беспокоился о них. В конце концов, у меня тоже росла дочь – Лиде, правда, было пока всего два года, – и мысль о том, что я когда-нибудь могу оказаться в положении Дрюни, меня отнюдь не радовала. Вот так – живешь, живешь...

И тут меня посетило спасительное воспоминание, после которого я полез за спинку дивана и вынул оттуда бутылку с остатками вчерашней выпивки. Я поднял со столика стакан, дунул в него, налил туда немножко джина, добавил лимонного напитка и тут заметил сидящего напротив меня в кресле Седого. Похоже, у мужика были те же проблемы, что и у меня. Он согнулся в кресле, упершись локтями в колени и обхватив голову руками, и тупо разглядывал валявшуюся у него в ногах джинсовую куртку. Вот еще один задумался о жизни...

И я, взяв второй стакан, отлил туда половину содержимого своего. Подойдя к Седому, я ткнул его в плечо, и он медленно разжал руки и поднял на меня свои карие глаза. Вид у мужика, конечно, был не ахти. Он посмотрел, поморщился и замотал головой. Я не стал настаивать и опрокинул в горло последовательно сначала один, потом второй стакан. Через несколько секунд я обнаружил, как волна оптимизма покатилась по моему организму. Я хлопнул Седого по спине и сказал:

– Не переживай, Леня, все будет ништяк!

– Все может быть, – ответил своей любимой фразой Борисов и, посмотрев на меня, спросил: – Как ты думаешь, Вова, а какого хера я здесь делаю?

Я поставил стаканы на столик, засунул в рот кусок сервелата и, слегка поразмышляв, ответил:

– Думаю, что ищешь способ примирить себя с окружающей действительностью, серой и однообразной. Или хотя бы на время сделать ее не столь унылой.

Седой откинулся в кресле, задумался и, немного погодя, достал с пола бутылку пива, которую он, видимо, прикупил ночью в ларьке.