Мария Цура - Зеленый луг смерти

– Кого-нибудь поймали по горячим следам? – с надеждой спросила Мира.

– Нет, – вздохнул Эрик.

– Еще слишком рано, – вмешалась я. – Нужны ведь экспертизы, опрос свидетелей и тому подобное.

– Скорее всего, это дело никогда не расследуют, – разочаровал меня Аматаниди. – Вы не представляете, скольких знаменитостей убили за последние годы, и никаких результатов нет до сих пор.

– Но как же… Почему?

– Не знаю. Некоторые пеняют на расизм, дескать, полиции наплевать, когда гибнут чернокожие или латиноамериканцы, другие утверждают, что в криминальных связях жертв очень трудно разобраться – все они родом из неблагополучных районов, торговали наркотиками, занимались сутенерством, воровали, нажили такую кучу врагов, что концы уходят в воду. Вспомните хоть громкие убийства Тупака Шакура и Бигги – прошло уже почти двадцать лет, а воз и ныне там: миллион версий и ни одной доказанной.

– Вроде, человек, который был в машине вместе с киллером, застрелившим Тупака, признался, что рэпер пострадал от руки его родственника.

– А толку-то? – махнул рукой Эрик. – Все действующие лица погибли, никто не подтвердит слова этого чудака, заговорившего спустя десятилетия.

– Выходит, кто угодно может вот так просто уничтожить знаменитость, и не ощутить последствий? – вмешалась Мира. – Очень удобно!

– У меня есть еще один вопрос, – помолчав, добавила я. – Насколько уместно гостить у Локсты в данных обстоятельствах? Может быть, нам лучше уехать?

– Я не подумал об этом, – признался Эрик. – Спрошу его. Он прямой и открытый, если захочет остаться в одиночестве, так и скажет.

Но у Доминика были совсем другие планы: вечером он (почему-то абсолютно трезвый) предложил нам поехать на какую-то концертную площадку, где собирался выступать Джошуа Нильсон. Я не понимала, какой в этом смысл, ведь люди наверняка уже знают о смерти комика и не придут. Но я ошиблась: народу прибыло много, почти все плакали и несли цветы. Завидев машину Локсты, толпа взревела, замахала руками и зарыдала еще сильнее. Едва мы вышли, к нам кинулись какие-то женщины: если бы не охрана, оттеснившая их, наверное, они бы нас просто растерзали от избытка чувств. Рэпера такое поведение ничуть не испугало, он бесстрашно пожимал руки поклонникам, продвигаясь к сцене. Лора и Эрик утащили нас в сторонку, к каким-то стенам, исписанным ругательствами.

– Тут безопаснее, – пояснила подруга. – Мы в такой людской массе будем смотреться, как белые вороны.

– Почему? – удивилась я.

– Посмотри по сторонам, – ответила Мира. – Здесь сплошь чернокожие, ни одного европейского лица. Мы тут как инородное тело в борьбе за народное дело. Еще прилетит тумаков.

И правда, вокруг были только афроамериканцы, бросавшие на нас удивленные, настороженные, а порой и агрессивные взгляды. Интересно, по какой причине термин «расизм» подразумевает исключительно ненависть белых к черным и никогда не отражает обратного явления? Если бы эти люди не увидели, что нас привез Локста, то, наверное, мы бы здоровыми отсюда не ушли. Хотя мои предки точно не имели никакого отношения к вывозу и порабощению африканцев: они были простыми крестьянами, которые также до отмены крепостного права работали на чьих-то полях.

– Братья и сестры! – обратился к присутствующим Локста, взобравшийся на сцену. – Я считал Джоша Нильсона своим сыном. Какие-то ублюдки зарезали его, позавидовав славе, деньгам и таланту. Сегодня он собирался выступить перед вами, повеселиться и поднять всем настроение.

Толпа неистово заорала, захлопала и закричала истеричными голосами. Локста поднял руку вверх на манер римского оратора и продолжил:

– Джош никогда не смирился бы с тем, что его публика осталась без обещанного шоу. Я спою для вас сам. Ребята, проверьте звук.

Вопли стали еще громче, но резко стихли, как только рэпер запел. Все тут же начали пританцовывать и покачиваться в такт. Я знала, что в некоторых африканских странах не принято рыдать по покойнику, рвать на себе волосы и обливаться слезами. Наоборот, практикуются песни, прославления ушедшего в мир иной и даже танцы. У многих чернокожих американцев остались связи с исторической родиной, и принятые там традиции, частично трансформировавшись, перешли на западный континент. Наверное, их подход более правильный с христианской точки зрения: раз уж мы верим в вечную жизнь, то не должны убиваться по умершему, словно прощаемся навсегда. Но себя так просто не переделаешь: я чувствовала какую-то вину от мысли, что юный комик трагически погиб, а все вокруг веселятся, будто ничего не произошло. Господи, ведь мы с ним ровесники, Нильсону было всего двадцать лет! И он никогда больше не придумает новой шутки и не выступит на сцене, не устроит вечеринки и никого не сможет разыграть.

Размышляя, я немного отошла от своих спутников и огляделась. Район, где мы находились, не блистал красотой в отличие от Голливуда: дорога нуждалась в немедленном ремонте, здания вокруг напоминали старые колхозные гаражи в нашем селе, только на них теснились вывески магазинов, парикмахерских и пивных. Вероятно, здесь иногда проходят автопати, несанкционированные гонки или что-то подобное, потому что заграждения вокруг исписаны не только непечатными выражениями, как мне показалось сразу, но и заметками о победителях и проигравших в импровизированных соревнованиях.

Локста внезапно допел и решил снова пожать всем руки. Толпа подалась вперед, и я оказалась в самой гуще.

– С дороги! – грубо гаркнул какой-то лысый мужик неопределенного возраста и толкнул пожилую женщину, которая немедленно рухнула на асфальт. Но люди этого не заметили и ломанулись к сцене прямо по несчастной, наступая ей на руки и на голову. Та отчаянно закричала. Я не знала, что предпринять, но не могла просто стоять и смотреть, а потому упала на нее сверху, чтобы прикрыть от ударов. Мгновенно я ощутила адскую боль, потому что кто-то споткнулся о мою ногу и со злости хорошенько пнул в бок.

– Эй, пошли вон! – скомандовал кто-то неподалеку. Я услышала звуки потасовки, но побоялась поднять голову. Через несколько минут по мне перестали топтаться, а я все еще лежала сверху старушки и не решалась подняться. Чья-то крепкая рука одним рывком поставила меня на ноги. Я увидела молодого афроамериканца с нелепыми тонкими косичками по обеим сторонам лица и издала нервный смешок.

– Ты в порядке? – спросил незнакомец и тут же кинулся к пожилой женщине. – Бабуля, вставай! Ты цела? Что болит?

– Какой-то придурок пихнул меня на землю, и, если бы не эта девочка, мне бы отбили башку, – проворчала спасенная и, кряхтя, восстановила равновесие.

– Офигеть, – сказал парень, протягивая ей руку.