Галина Голицына - SMS-ловушка для монарха

Я стала следить за монстрами. Смотреть на их драки было очень противно, но я себя заставила, и очень скоро уже различала их по внешнему виду. Один был ушастым циклопом. Другой был тоже одноглазый, но не от рождения. Если у первого, ушастого, глаз был один и располагался посередине того места на черепе, что у людей именуется лицом, то у второго изначально было целых три глаза, но на этот момент остался только один действующий, и ещё две пустые глазницы зияли так зловеще, что мне стало не по себе. Игра, конечно, я понимаю, всего лишь игра, компьютерный мультик, но так жалко этого вот бывшего трёхглазого, растерявшего в боях почти все свои глаза…

А вдруг Эдик играет именно этим монстром? Тогда недолго ему осталось в игре участвовать… Вот сейчас эта подлая девчушка с розовыми крылышками выбьет ему оставшийся глаз, и всё, привет: слепой-то много не навоюет!

А может, Эдичка играет вон тем осторожным чудовищем, которое всё время прячется то за валунами, то за деревьями, высовываясь оттуда изредка только затем, чтобы метнуть копьё в противника? А противниками здесь, как я поняла, были все у всех.

Ещё какие-то мохнатые уроды то появлялись, то исчезали, но эти трое – ушастый циклоп, бывший трёхглазый и копьеметальщик – всё время были в кадре.

Я спросила своё сердце, к кому из них оно больше тянется. Сердце ответило честно: ни к кому.

Набравшись смелости, я пробубнила в затылок Эдику:

– А ты кем играешь?

– Девочкой, – просвистел он сквозь сжатые зубы.

– Кем?!.

Я от такой новости, что называется, выпала в осадок. Я примеряла к нему всех трёх монстров, а он, оказывается, всё это время был в буквальном смысле слова над схваткой и разил противников, трепеща розовыми крылышками?.. Как недавно выразилась Летиция, «порхая по траектории»?

Пока я разбиралась в сумятице чувств, подлая девчушка вылетела откуда-то из правого верхнего угла – в облаке она пряталась, что ли? – и ловко выбила стрелой трёхглазому третий глаз, последний.

К каким последствиям это привело, я смотреть не захотела. Муторно мне как-то стало, совсем тошно. Я ушла подальше от этого потустороннего мира, вернулась в корректорскую, села за свой стол, сложила руки, как прилежная ученица, уронила на них голову и задумалась: может, я порченая какая? Почему я всегда влюбляюсь в людей недостойных? Точно, кто-то порчу навёл, не иначе! Вот и сейчас, пожалуйста: влюбилась в молокососа, у которого ума только-только хватает на игры, да ещё и страдаю по нему! «И веет от него чем-то мужским!» – передразнила я сама себя. А он при этом играет в кошмарную игру, причём играет в образе девочки с розовыми крылышками! Совсем ничего взрослого в этом человеке нет…

А я ещё хотела рассказать о нём Летиции! Вот бы опозорилась…

Дверь скрипнула. Я рывком подняла голову.

На пороге стоял Иннокентий Афанасьевич, наш главный редактор, и одна бровь у него была иронично приподнята:

– Я разбудил вас? Уж простите, бога ради…

Я смутилась, стушевалась:

– Что вы, что вы… Я и не спала вовсе…

– Разве? А что же ещё можно делать, лёжа на столе? Может, вы медитировала?

Ну, это прикол у него такой. Он считает, что от избытка грамотности он может себе позволить некоторую неграмотность, этакую небрежность в речи. Например, такой вот оборот: «Вы сидела и читала». А теперь вот – «вы медитировала». Очень смешно…

– Нет, Иннокентий Афанасьевич, я просто задумалась…

– Ах, вы задумалась… Надеюсь, на производственную тему?

Я закивала:

– Безусловно! То есть практически да…

– Что значит «практически»? – снова поднял он бровь.

– Я думала об Эдике, нашем системотехнике.

– Вот как… И что же конкретно вы о нём думала, позвольте полюбопытствовать?

– Да так… – замялась я.

– Что такое? Вы что-то скрываете? Он что, не починил вам компьютер?

Его брови стали грозно сползаться друг к дружке и очень быстро встретились на переносице.

– Что вы, что вы, – зачастила я, – всё он починил! Вернее, мой компьютер и не думал ломаться!

– Так зачем же вам понадобился компьютерщик?

Я вздохнула, опустила очи долу и пояснила вполголоса:

– Амур меж нами пролетел…

– Кто-кто пролетел?.. – опешил главный редактор.

Я даже глаз поднять не решилась, только плечами ещё больше поникла.

Макушкой я чувствовала, что главный редактор вовсю буравит меня глазами. Через пару секунд я всё-таки решилась поднять голову и встретить его взгляд.

Он смотрел на меня изучающе, чуть вприщур:

– Лилия Петровна, сколько вам лет?

– Сорок два, – покаялась я.

– И не стыдно? В вашем-то возрасте?

– Так ведь сердцу не прикажешь…

Он выпучил глаза и стал хватать воздух ртом – точь-в-точь как премудрый пескарь, которого удочкой только что выдернули из его спасительной подводной пещерки в непонятный надводный мир. После этого развернулся и бегом убежал из корректорской.

Сам Иннокентий Афанасьевич слывёт у нас убеждённым холостяком. Он считает, что институт брака у нас давным-давно умер, смысла в нём никакого нет, а потому и жениться ни к чему. Нет, не подумайте ничего такого, женщин он любит, но обычно недолго. Один вечер, не больше. А на следующий день снова думает только о работе. Я это знаю со слов коллег, которые наблюдали его «в действии».

Вернувшись домой, я написала письмо Летиции:

«Получила сегодня днём твоё послание. Это подвигло меня на то, чтобы попробовать наладить контакт с человеком, который мне небезразличен».

«Ух ты! И как, получилось?»

«Скорее нет, чем да. После этого сидела за столом и переживала фиаско. За этим занятием и застал меня шеф».

«И что? Надеюсь, он ни о чём не догадался?»

«Конечно, ОН не догадался. Я САМА ему рассказала».

Летиция долго молчала, потом прислала сообщение длиной в одно слово:

«Зачем?»

Я тоже помолчала, собираясь с мыслями, потом написала:

«Понимаешь, девочка, я считаю, что лучше всегда говорить правду. Это экономит массу времени и не оставляет места для сплетен. Поэтому правды надо говорить как можно больше. Люди привыкнут к твоей правдивости, и тогда, если уж понадобится соврать, маленькая ложь легко сойдёт за правду».

«Интересная мысль…»

«Ну, я же обещала по мере сил учить тебя взрослой жизни… А что касается моего начальника… Он, конечно, офонарел от такой моей искренности и тут же сбежал из моей комнаты. И поделом ему! В следующий раз не будет задавать лишних вопросов. И ничего другого делать тоже не будет. Например, следить за мной, вынюхивать, подозревать… А теперь чего за мной следить? Я же сама всё рассказала, без утайки!»

Ответом мне была смеющаяся рожица:

«И какова же была реакция блюстителя морали?»