Анна Ермолаева - Отморозки, часть 1

– "Ничего, полгода, как-нибудь потерплю. Зато потом ни одной собаке на себя гавкнуть не позволю. Сразу хвост вырву и сожрать заставлю. Одни скоты кругом",– конечно фраза эта могла относиться не только к двадцати миллионам, из-за которых нужно сидеть и терпеть, а вполне годилась в адрес каких-нибудь реэлторов-кредиторов ипотечных и Леонид, обескуражено почесав за ухом, выскочил с эскалатора в вестибюль станции "Приморская", решая дилемму. Спуститься опять вниз, в надежде разыскать злыдня подумавшего о "евриках" или послать его ко всем чертям и отправиться все же домой, тем более, что в желудке заурчало своевременно. Организм напоминал, что он не только слышать способен чужие мысли, но и пожрать тоже не дурак. И все таки чувство долго оказалось сильнее чувства голода,– "Это же удача какая, мимо прошмыгнула",– подумал Леонид.– "Пять миллионов вроде уже население у нас – это какой процент вероятности вот так столкнуться случайно с нужным человеком?"– последний довод его буквально подтолкнул в спину и через минуту Леонид уже бежал вниз по эскалатору, спеша догнать потенциального преступника, пока он не исчез вместе с поездом в туннеле метрополитена. Выскочив на перрон, он с облегчением вздохнул, услышав объявление:

– В следующий поезд посадки не будет. Просьба отойти от края платформы,– женский голос сделал паузу и закончил объявление оптимистическим.– Приносим извинения за доставленные неудобства.– Леонид двинулся вдоль перрона, выискивая взглядом подозреваемого номер один – парня с квадратным лицом, который спешил к подруге с романтическим именем Сусанка и возможно жалел о том, что вынужден проделывать это в муниципальном транспорте, в то время как вполне может позволить себе личный. Увидев же его перекосившуюся, в гримасе раздраженной, физиономию, встал рядом и, прислушавшись, с удивлением констатировал, что ничьих мыслей не слышит, будто все потенциальные пользователи мозгов, дружно перешли на другую волну. Покрутив головой и попытавшись услышать еще пару тройку "абонентов" Леонид понял, что организм слушать никого не желает, кроме самого себя. Желудок, в подтверждение этой версии, выдал уже не урчание, а рык тигриный и Леонид, разочарованно махнув рукой, отправился снова на выход, справедливо решив, что на "нет" и суда нет.

– "Повезло мазурику",– подумал он, шагнув на ступеньки эскалатора, убегающие вверх. А потенциальные абоненты, словно опять сговорившись, вернулись на волну общения прежнюю и мысли их сумбурные и незатейливые в основном, снова потекли в черепную коробку Леонида, заставив сморщиться.

Клиент-буржуй, заключивший контракт с "Экстримом", отправился в город-герой Севастополь совсем не для того чтобы получить пару раз по сытой мордашке от тамошних бомжей, влившись временно в их сплоченные, одинаковыми проблемами, ряды. Клиент пожелал получить от этого города своеобразную сатисфакцию. Это был город его юности. В нем он когда-то давным давно, в прошлом веке, учась в одном из учебных заведений, получил некоторую сумму знаний, которые в дальнейшем возможно и позволили стать ему успешным предпринимателем, но в памяти у бывшего студента осталось негативное воспоминание о городе юности и вот почему. Тогда еще наивный и прыщавый он однажды, провожая сокурсницу, был остановлен уличными хулиганами и на глазах у нее слегка получил по мордам. Слегка, потому что ноги у парня оказались резвыми, а хулиганам гоняться за ним было лень. На другой день, все студенты учебного заведения, тыкали пренебрежительно пальцами в его сторону, а студентки презрительно морщили губы и носики. Хорошо, что курс был уже последним и, терпеть всеобщее порицание не пришлось долго – всего один учебный семестр, но и за это время, показавшееся будущему буржую вечностью, он чуть не сделался психом. Ну, хотя бы потому, что обращаться к нему стали исключительно по прозвищу, которое для этой цели и выдумали высоколобые, но плохо воспитанные, однокурсники. Оттолкнулись от фамилии в своих фантазиях. Обычная, в общем-то фамилия – Зайцев. Совсем не обидная. Да и кличка – Заяц, тоже вроде… Когда прежде сокурсницы называли его же, в порыве страсти, Зайкой, то он почему-то не комплексовал. Теперь просто Зайцем стали дразнить… Все, и это было мучительно обидно.– "Ну, сбежал… С кем не бывает?",– думал Зайцев.-"Этой-то, Нинке, ничего такого не сделали. Говорит, что до дому даже проводили и спокойной ночи пожелали. Вежливые попались хулиганы… А если бы я не сбежал, то и мне бы наваляли, и ей бы навешали под горячую ногу. Лечились бы потом оба в больнице от травм полученных. Ни за что, ни про что. Правильно выходит, я убежал. Поступил героически, можно сказать. Спас девушку от побоев. А может и честь ее спас. Вот кто знает?"– однако героем Зайцев выглядел только в своих монологах мысленных, а в реальности все окружающие были убеждены, что он обыкновенный трус.– "Поглядел бы я на вас, если бы вас на мое бы место той ночью. Может в штаны бы вообще наложили",– думал неприязненно о сокурсниках Зайцев, а они, не подозревая о тех невысоких оценках, которые он им мысленно выставлял, буквально принялись травить его, издевательски потешаясь. Разыгрывали, импровизируя, целые сценки, от которых Зайцева бросало то в жар, то в холод от негодования, ненависти и обиды.

– Зайца не видели?– орал обязательно кто-то, входя в аудиторию.

– Кого?– переспрашивал кто-нибудь, под ехидные ухмылки остальных присутствующих.

– Серенький такой, с ушами,– пояснял вошедший.– Трясет ими все время. Увидите, передайте, что его в деканат вызывают.

– Зачем Зайца в деканат, Петь?– звучал естественно вопрос.

– Медаль ему "За Отвагу" Родина решила выдать,– под смех скабрезный отвечал Петя.

– Что-то Родина поскупилась, Петруха. Я бы ему орден выдал, размером с люк канализационный, с закруткой на спине,– хохмил второй импровизатор. Жизнь сокурсники устроили Зайцеву, просто невыносимую. Чуть не довели беднягу до суицида или бегства, куда глаза глядят, лишь бы не слышать их ежедневные шуточки. Чуть экзамены не завалил. Чудом сдал.

Попав по распределению, опять же чудом не иначе, в город-герой Санкт-Петербург, тогда еще называвшийся официально Ленинградом, Зайцев, при первой же оказии, фамилию свою дескредитировавшуюся сменил. Вступил в брак и фамилию супруги в свой паспорт вписал. Похоже, что и женился только ради этого, выбирая спутницу жизни исключительно по фамилии. Подобрал назло врагам – сокурсникам бывшим, с диаметрально противоположным значением. Антагонистичную от первой буквы до последней, по отношении к своей кровной. Собакиным стал Зайцев по паспорту. С первой супругой жизнь у Собакина, бывшего Зайцева, не сложилась, и развелся он с ней через год интеллигентно, почти без скандала в суде. Судьи попытались примирить молодоженов, предложив им месяц на размышление, но истица – Собакина, так завизжала протестующе, плюнув при этом в супруга, Собакина же, раз десять, что видавшие всякое судьи, настаивать не стали.