Сергей Хорошев - Кто-то рядом

Сидит, наелся уже, но не уходит. Посидит, посидит и еще один возьмет. И есть будет медленно-медленно. Что бы влезло. По чуть-чуть…

Человек осуществил свою мечту – дожил до коммунизма, в который злопыхатели не верили. То, что коммунизм для него наступил в пору расцвета капитализма, его нисколько не смущает. Точнее, Владимир Сергеевич, осуществил мечту миллионов в одном отдельно взятом теле – в самом себе, без революций, выступлений и демагогий в окружающее пространство, правда не без помощи чиновников московской мэрии, к коммунистам себя не относящим, и работодателям-капиталистам. Как ветеран, он ездил бесплатно на всех видах транспорта – благодаря чиновникам мэрии; завтракал, обедал и ужинал за счет фирмы – работодатели-капиталисты постарались; одевали его спонсоры – он иногда появлялся в «ящике», на съемку приходил в лохмотьях и иногда, раза два в год, ему разрешали оставить реквизит себе – добрые, обеспеченные политики. Он даже квартировал на халяву – частично ему возмещали квартплату как пенсионеру, а остатки редакция – донял главбуха и главреда – те капитулировали быстро, да и сумма смехотворная, тем более молодым и перспективным больше отваливали на съем квадратных метров, а эти перспективные, набравшись опыта в другие места сбегали.

В выходные, когда редакция закрыта, посещал презентации, выставки, приемы – только с угощением; не брезговал благотворительными обедами для малоимущих. Везде появлялся к чаю – только ораторы замолчат, пионеры… дети младших и старших классов, стихи расскажут, матросский танец спляшут, о Родине споют – он уж у самовара – пряник размачивает. С пустыми руками не уйдет – конфетку, другую, печенюшек горсточку – возьмет. Своими глазами наблюдал – случайно зашел в кинотеатр около дома, а там мероприятие выходного дня – префектура устраивает каждое воскресенье – «Играй гармонь» называется. Пенсионеры, в основном бабки, поют, ногами топают, радуются жизни.

Вот! Завидую я Белову! Ох, как завидую! Потому и злюсь.

Добрее надо быть. Добрее!

И писать! Однако не простой детектив! Инновационный. С психологическими, философскими, социально-публицистическими, морально-нравственными отступлениями, в думающем и видящем читателе долженствующими найти душевный отклик и…

Как раньше не догадался?! Столько материала! Работать в отделе криминальных новостей и не писать детективов?

А уж про Булкина – первое дело! Тему знаю, много, и много того, чего другие не знают – уж так обстоятельства сложились. Второе – Булкин личность известная. Пока. Еще не забыли. Третье. Убийцу так и не нашли. Четвертое – убийца продолжал убивать. Пятое – убийца о всех своих убийствах подробнейшим образом отчеты на имя заведующего отделом, правда бывшего заведующего Николая Федотовича, слал, шлет и будет слать, а я все эти письма читаю! Шестое – убийцу скоро должны поймать, как говорит товарищ Железнов: «Сколько вор не ворует, а тюрьмы не минует!». Да… Это про вора. Но наверняка не зря говорит! И убийцу поймают! А я тут как тут! Со всеми подробностями, в художественном изложении! Да если… на примере олигарха Булкина, показать новое видение человеческого общежития в свете добра, справедливости и человеколюбия… Стану знаменитым, уважаемым, богатым…

– Опять убийца Булкина нарисовался? – Бархатистый баритон, чуть слышнее работы вентилятора ноутбука, около самого уха. – Здравствуйте Евгений.

Мог Виктор Николаевич вывести человека из равновесия. Мог! Тихо и не прилагая усилий.

– Здравствуйте. Как не слышно вы ходите.

– А вы наушники из ушей вытащите.

Черт! Забыл. Как в метро слушал… Только выключил.

– Статью кропаете? – Господин Попов отвел взгляд от экрана, лениво скользнул глазами по моему лицу. – Ага! Роман!

Догадался! Благосклонно кивнул – мол, скоро как я, знаменитым, станете, господин Кульков Евгений Валентинович.

– Фамилию смените, не автобиографию же сочиняете. Потом проблемы могут возникнуть…

И всякий интерес потерял. Повернулся и в буфет. Бесшумно! И наушники не причем. Подошвы у его ботинок, очень дорогих ботинок, мягкие, пружинят при каждом шаге, будто и не идет он на них, а плывет, будто барс крадется.

– Виктор Николаевич! – Не удержался я.

Барс остановился, лениво обернулся, смял губы в улыбку. Слегка склонил голову.

– Вы это… Никому не говорите… – Только бы не покраснеть!

По-барски воротился, по-отечески похлопал по плечу, и чуть картавя заметил:

– Вы меня знаете – я в дружеских посиделках не участвую, делами и интересами коллег не обременяюсь – эгоист я. Мне чужие судьбы… – Он пожал плечами – зря просишь, мне твой роман до лампочки. – Но от себя замечу – наоборот, молодой человек, на всех углах кричите и у всех совета спрашивайте! И посоветуют, и поучаствуют, и поправят, и работать меньше будут заставлять – лучше управитесь.

Он посмотрел на часы – золотой Ролекс – из прошлой, адвокатской жизни.

– А пишут все. И я пишу, и Василий Сергеевич, и вон – Белов, могу поспорить, пишет. Работа у нас такая.

Белов на секунду перестал жевать, нервно дернул левым плечом, словно сбрасывая не учтиво положенную руку. Сидел он далеко, слышать разговор не мог. Значит или сверхчувствителен, или у Виктора Николаевича взгляд пробирающий. Скорее второе. На мои изучающе-буравящие откровения старик никак не реагировал.

Попов начал поворачиваться…

– А почему фамилию изменить?

Виктору Николаевичу пришлось стряхнуть с себя мысль об утреннем бутерброде.

– Засудят. Это я вам, как… Вы же, что б читателю интересней было, и в бордель Булкина сводите, и как он взятки крупному чиновнику давал напишете, и про вагон с анашой… Так ведь?

Он хихикнул. Резко так – «хи-хи».

А ведь прав! Как это я сразу…

– И лучше от имени убийцы, от первого лица, так сказать. И так, что б читатель себя этим киллером почувствовал! Все хотят хоть раз в жизни кого-нибудь убить, да не у всех духу хватает. А тут Кульков! Такой романище! Читаешь и… Про струю уберите… И лихие девяностые… Уж как-то избитым все это стало. Надоело.

Резкое «хи-хи», поворот на одних каблуках, и однозначный отход к буфету – несколько быстрее, чем обычная вальяжная походка. Это что бы я больше не окликнул – хоть и говорит «чужие судьбы мне безразличны», но на чужие просьбы откликается и в дела коллег лепту посильную вносит – правит и наставляет. Любит он наставлять!

Это сейчас отошел. Понятно – Виктор Николаевич человек правил. В девять ноль пять входит в офис, в девять ноль семь, предварительно помыв руки, садится за стойку, за три минуты съедает один бутерброд с красной икрой, еще три минуты пьет крепкий черный кофе, расплачивается – бутерброды с икрой у нас за свой счет, кофе – бесплатно; заходит в туалет; через пять минут он за своим столом. А тут я этот ритуал чуть не порушил…