Михаил Шаламов - Строгий заяц при дороге

И вот теперь он пропал.

Делать было нечего: взялся искать Хомяка — ищи. Прикинул я все плюсы и минусы, настрочил бумажку на трехдневный отгул в счет сверхурочной работы и подписал ее у Иннокентия Ивановича. Старикана я еще никогда не подводил, работой моею он доволен и поэтому, поворчав для проформы, И. И. черкнул на моем заявлении свою подпись и махнул рукой — мол, аудиенция окончена.

Около часа я еще ухлопал на «Ригонду», довел ее, как говорится, до ума, остался доволен и, попрощавшись с мужиками, отправился в отгул.

— Макс, ты куда-то ехать собрался? — в последний момент окликнула меня Катерина.

— Еще не знаю. Может, и съезжу куда-нибудь.

— Заказец тогда прими! — Катерина, порывшись в сумочке, достала оттуда и протянула мне измятую четвертушку тетрадного листа. На бумажке крупными латинскими буквами было начертано: «Semen Cucurbitae».

— Заглядывай в аптеки. Средство, правда, отечественное, но попадается очень редко. Встретишь — покупай как можно больше, вместе пощелкаем. Оно дешевое, тридцать копеек упаковка.

Я согласно кивнул, сунул бумажку в карман и вышел на улицу. Морозец был под тридцать. В глаза катила зима, снег под ногами крахмально хрустел и потрескивал, и дышалось тоже—с хрустом.

Сначала я решил заглянуть к себе, перехватить тарелку борща. По дороге завернул в аптеку на углу — нет ли там этого самого отечественного дефицита? Протянул в окошечко свою четвертушку, и оттуда на меня хитренько прищурилась аптечная девушка. Есть, говорит, данное средство. Тридцать пять копеек за упаковку. И выдает мне десять коробок этого самого дефицита. А на каждой коробке аршинными буквами написано: «Эффективное глистогонное средство». Господи, что эта девушка обо мне подумает! Ну, Катерина! Ввела во грех!

Сложил я злополучный дефицит в портфель и только теперь разглядел на коробках русскую надпись чуть пониже латинской: «Семя тыквенное». Ну, Катерина, ты и даешь!..

Поднялся я с этой ношей к себе, засунул все в аптечку и, пока грелся на плите борщ из брикетика, сел мыслить.

Итак, налицо—пропажа Хомяка. Пропажа наглая, в которой, как пить дать, замешана женщина. Значит, он снова обманул нашу Аську. И как только можно обманывать такого золотого человека? Ася, она же всему верит, все прощает, всех жалеет. Она с детства такая. Помню, когда ей было лет шесть, Аська притащила домой с улицы большую доверчивую крысу. Отвечая ревом на протесты родителей, она поселила Машку у себя под кроватью и пичкала ее шоколадом до тех пор, пока эта тварь не сдохла от диатеза. Вот ведь душа у человека!

А Хомяк, он все опошлил. Значит, так: первый маршрут — к нему на работу. Попробую узнать, что у него за пассия объявилась. Ведь Славка своих секретов держать в тайне не умеет.

Горячую борщевую тюрю я съел без аппетита — просто промерз на улице и хотелось согреться, прежде чем снова лезть на мороз.

В пивном баре «Презент» только что начался обеденный перерыв. Персонал, рассевшись за столиками, угощался ромштексами и бараньими ребрышками. Меня сюда пустили без лишней волокиты — я в «Презенте» не то чтобы примелькался, но был на заметке в качестве хомячиного шурина и полезного человека. Меня уважили, подсадили к общему столу и, поставив передо мной кувшин кваса и горшочек с колдунами, разделили со мной трапезу.

Унося на кухню свою посуду, я остановил в коридорчике за раздаточной Павлика Пысина:

— Слушай, ты в курсе, что там наш Хомяк отчудил?

Павлик Пысин — юноша сорока неполных лет с брюшком и двумя волевыми подбородками, был напарником Славки.

— Ася прислала? — ответил он вопросом на вопрос.

— А что, у меня к нему своих дел не может быть?

— Может, — с готовностью согласился Павлик.

— Так где он?

— В Москву уехал, — ответил юноша и повернулся, чтобы уйти, но я знал, чем его можно пронять. Павлик был болезненно жаден. Слыхали анекдот: приходит жаба к врачу. «Дайте, — говорит, — мне таблеток от жадности. Только больше! Больше!..» Так вот это — про Павлика.

— Ладно, гражданин Пысин, — сказал я нарочито раздумчиво, — если вы мне не друг, то и я вам телевизор за так больше чинить не буду. А я-то, дурак, еще выгодное дельце с тобой провернуть хотел!

Павлик живо ко мне обернулся:

— Что ты, что ты, Макс! Я же к тебе как к родному!

— Ну, тогда слушай. Есть дело «на сто тысяч»! Знаешь собачий питомник на Ваншенке?

— Это милицейский, что ли? — в голосе юноши звучало непонимание.

— Милицейский… — я специально выждал паузу, чтобы Павлик помучился. — Так вот… Работает там один мужик. Он собакам рационы составляет. — Я фантазировал увлеченно. — Месяц назад этот мужик сделал Хомяку предложение: за полцентнера обглоданных бараньих костей он дает породистого щенка: добермана-пинчера, бульдога или рольмопса со всеми документами и родословной. А кости эти будут нужны ему регулярно. Сечешь поляну?

— Секу-у-у, — протянул Павлик, усиленно соображая.

— За месяц полцентнера костей соберешь?

— Соберу! — гораздо увереннее отозвался Пысин. — За три недели управиться можно, если надо.

— Тогда считай: в году — пятьдесят две недели. Делим на три. Это у нас получится 17,3 щенка в год. Нет, вру — меньше! Не учел твоего отпуска. Я берусь пристроить каждого щенка за полтораста рублей. Не забывай, что они чистопородные! Значит, получаем 2445 рублей. Делим на троих. Получается больше чем по восемьсот рублей на нос. И заметь — все это за обглоданные кости!

— Ни фига-а себе-е! — разомлел Павлик от моей арифметики. Он, потея, представил себе эту сумму мелкими купюрами. — Слушай, Макс, а если мне в этом году отпуск не брать? — прошептал он.

— Чего уж проще, — сухо заметил я. — На полста «рябчиков» больше иметь будешь — и вся разница.

И в его мысленную копилку, шелестя, слетело еще пятьдесят вожделенных рублевок. Подбородки Павлика заходили ходуном.

— А если нам с тобой на двоих делить?! — быстро зашептал он. — Что нам Хомяк? Ведь нету Хомяка! Макс, посчитай, сколько тогда каждому придется! Посчитай, Макс!

«…Раз, два, три, четыре, пять… — считал лорд Колвин изукрашенные смарагдами и рубинами золотые паланкины. Сгибаясь под непосильной тяжестью, их втащили в зал чернокожие рабы. Из первых трех носилок торжественно вывели любимых мопсов вдовствующей королевы, из четвертых — величественно вышла сама владычица Роканкора, из последнего паланкина ступило на мраморную мозаику пола очаровательное воздушное создание — наследная принцесса Ридина. Колвин не мог оторвать взора от ее лица.

— Подойди ко мне, о рыцарь! — промолвила вдовствующая королева, подзывая Колвина плавным жестом холеной ручки, — Поведай, чей ты сын и откуда пришел в эти земли!