Игорь Гречин - Тайна Черного моря

– Не я начал о Янушпольском, вы сами, – сурово посмотрел в глаза другу кэп. – С вашей подачи старший лейтенант на политзанятиях регулярно рассказывает матросам, как в начале Великой Отечественной эскадра наших кораблей вырвалась из окруженной фашистами Лиепаи. Янушпольский – мальчишка, но вы-то о чем думаете?

Командир корабля устало опустил кулаки на столешницу и уставился на пустую кружку. В эту минуту он выглядел невероятно постаревшим. Хотя под ношеной парадной формой угадывалось закаленное тело.

– Афанасий Никитич, представьте себе, вот мы здесь останемся. Потом останется кто-то еще. И еще. Но уже без кораблей, потому что корабли ни под каким видом из бухт не выпустят. И что получится? А получится, что в какой-то момент все, кто против раздела флота и против того, чтобы флот целиком стал украинским, сами же флот хохлам и уступят.

Капитан расстегнул верхний крючок парадного, по случаю праздника, кителя. Цепкий взгляд не смог бы придраться к блеску пуговиц и белоснежности формы, зато заметил бы штопку под мышкой. Благородная бедность.

– Но ведь ещё годик-другой, – не унимался старпом, – и «Тамбовский комсомолец» отправят в Северную бухту. Под автоген.

– Отправят, – стараясь не выказать подступившую к сердцу печаль, кивнул командир корабля.

Оба замолчали, думая о несчастливом городе Севастополе. Городе белом, как крылья чайки, потому что сложен из инкерманского известняка. Городе-подкове, выгнутой в сторону моря. Городе, в котором перебои с электричеством приходятся по пять-шесть раз на день. Случается, даже троллейбусы стоят, а горячую воду последний раз давали в девяносто пятом на Девятое Мая.

– Лучше выпьем, – первым не выдержал старпом и, не дожидаясь положительного или отрицательного ответа, разлил громко булькающий спирт из фляги по кружкам. Три булька – пятьдесят грамм.

Капитан встал, но вместо того, чтобы потянуться за кружкой, прошелся, разминая ноги. Положенный к парадной форме кортик глухо стукнул о спинку дивана, когда командир корабля взял с кожаных подушек заслуженную гитару.

Под пальцами тихо брынькнули струны.

– Да и сами посудите, любезный Афанасий Никитич, куда мы без Малахова кургана, Камышовой бухты и прогулки по Большой Морской?

– Но ведь надо же что-то делать, – поняв, что в очередной раз проиграл диспут, сдался старпом. – За державу обидно.

– Это всего лишь хорошая цитата, – сказал командир не то, что хотел услышать старпом.

На самом деле Ярослав Данилович догадывался, что неразбериха с Черноморским флотом рождена чем-то более значительным, нежели просто амбиции политиков-однодневок. Не давало Ярославу Брянцеву покоя, например, то, что он обнаружил, заглянув в гости к однокашнику Николаю, командиру «Бора», только-только спущенного на воду, и уже без вопросов подлинно российского, но приписанного к Севастополю РКВП: вооружение «Бора», все эти ракетные комплексы «Оса» и т.д., и т.п. более эффективны при атаке не натовской, а как раз-таки отечественной постройки кораблей. И возникло смутное подозрение, что если Черноморский флот не разделят так, как угодно России, то не достанется он никому.

А уж в этом случае Ярослав Данилович постарается, чтобы никто из вверенного ему экипажа в братоубийственном кровопролитии не участвовал и не сгинул. Он отвечает за своих людей перед их женами и матерями… Но и делить ответственность не собирается.

Командир с гитарой вернулся на прежнее место, закинул ногу за ногу и положил инструмент на колено. Струны отозвались, так фыркает, почуяв хозяина, верный конь.

– Что-то у нас сегодня не праздничное настроение, – отметил Ярослав Данилович. – Раскисли, как кисейные барышни.

– Возможно, пришло время пробить следующие склянки? – старпом недвусмысленно кивнул на недоупотребленный спирт.

– А что ещё остается делать? – И командир плеснул в горло обжигающую жидкость.

Старпом тоже употребил. Чтоб не было видно выступивших слез, скрипнул креслом, шагнул к иллюминатору… И глазам своим не поверил: по трапу неспешно поднимался белозубо улыбающийся негр с огромным магнитофоном на плече; следом за ним шагал статный, но хмурый старик.

Командир негромко запел, перебирая струны. У него был красивый мягкий голос. Не сильный, но умеющий раскрыть сверхзадачу песни… если, конечно, это не была попса. Особенно хорошо кэпу удавались тихие мудрые песни:

Принесла случайная молва Милые забытые слова,

Летний сад, Фонтанка и Нева…

Вы, слова залетные, куда?

Здесь шумят чужие города И чужая слышится молва…

Над головами зашипел старенький репетун, и по общекорабельной громкой связи раздалось сквозь чипсовый хруст помех:

– Дежурный офицер вызывает командира корабля.

Ярослав Данилович поморщился, бережно отставил гитару и направился в угол, к висящему на крючке «каштану».

– Капитан Брянцев слушает.

Никто никогда не видел и не слышал кэпа выпившим. Капитан умел сосредотачиваться.

Кэп отжал кнопку на переговорном устройстве.

– Товарищ капитан первого ранга, к вам… даже не знаю, как сказать… посетитель. Из Интерпола. Пропустить?

– Откуда? – не врубился кэп.

Навеянная предыдущей беседой да и жалобной песенкой Вертинского меланхолия увела мысли в сторону. Он всегда старался быть для подчиненных не только командиром, но и старшим другом. И в нынешней обстановке больше переживал не за себя, а за них. За бестолковых и растерянных, потерявших почву под ногами.

– Говорит, что из Интерпола. А так – вылитый негр. И по документам похоже…

– Вы там перепились все, что ли?

Вот уже его подчиненным от безделья и беспросветности положения негры мерещатся…

– Никак нет, товарищ капитан… Вылитый негр.

– Так точно, – встрял старпом. – Я видел его на трапе. Чистый мавр.

– Ну… проводи, – выдержав паузу, распорядился командир в микрофон и взглядом указал старпому на кружки и флягу.

Старпом подхватил вещественные доказательства и споро убрал в рундук. После праздновать будем, дорогой товарищ.

А по переборкам, словно рокот приближающейся к борту торпеды, гремела магнитофонная песня.

В кают-компании появился старший матрос Заруба, собрался доложить, вытянув руку к бескозырке, но бесцеремонный толчок в спину ему помешал.

В кают-компании появились весьма подвижный, жилистый однорукий старик и всамделишний негр с огромной, как «Титаник», магнитолой на плече. Старик тыкал в нос старпому и ничего не понимающему кэпу краснокожее удостоверение, тряс сединами и размахивал единственной рукой. Что он говорит, было совершенно непонятно, потому как рэпер, смертником засевший в доте черного ящика на плече негра, палил в окружающих длинными громкокалиберными очередями: