Сан-Антонио - Беби из Голливуда

Мы говорим друг другу «здрасьте!», чувствуя себя немного не в своей тарелке. Вы, наверное, замечали, что когда снимаете телку в общественном месте, то все происходит нормально, без эксцессов, стоит только башмаки развернуть в нужном направлении. Но затем, когда вы с ней встречаетесь нос к носу, наступает томительный момент неуверенности. Вы бросаете друг на друга взгляды, робеете, не знаете, о чем говорить, и несете всякие банальности…

— Я не слишком заставил вас ждать?

— Нет, я пришла раньше…

— Хорошая погода сегодня, да?

— Да, сегодня утром немного накрапывало, и все было подумали…

— Это правда, все было подумали, но теперь, видите…

— Наверное, мы живем в такое время, когда…

— Не знаешь уже, как жить дальше. Времена года стерлись после всех этих атомных испытаний, бомб, так что погода как взбесилась…

Пройдя прелюдию, мы впадаем в унылое молчание, во всяком случае между нами, поскольку вокруг шумно, все говорят громко, стараясь перекричать оркестр, взявшийся дудеть мелодию «Слоны сморкаются по утрам» из фильма «Как был девственен мой лес».

— Итак, вы, значит, и есть комиссар Сан-Антонио, — восхищенно бормочет брюнетка. — Значит, и есть… Следующий раз постараюсь быть лучше.

Мне хочется побыстрее смыться отсюда со своей подружкой. Она очень миленькая, заметьте, но одета, как жена сельского сторожа. Мы, сливки полиции, раскрепощенные и элегантные, не любим показываться на людях с девицами дальних окраин. Наша самцовая гордость протестует. Нам подавай шмотки из дорогих магазинов не меньше «Бальмена», концертный вариант, то да се. Поэтому-то шикарно одетые проститутки пользуются таким успехом. Мужчины настолько тщеславны, что готовы прогуливаться скорее с норковым манто, чем с опрятными девушками, одетыми по-домашнему, как одеваются вдали от больших городов. Естественно, молодые парижанки знают мужские наклонности и способны на все, лишь бы купаться в роскоши. Есть, правда, шлюхи-любительницы, которые сторонятся высшего света. На тротуарах их полным-полно. Они предпочитают одеваться, раздеваться и совершать культовый обряд любви на свой вкус без оглядки на светских снобов, поскольку навар полностью кладут себе в карман!

Достаточно им сунуть под нос бумажку в пятьсот франков — действует сильнее удостоверения личности! Вот только их гардероб! Мило, конечно, выглядит: самострок и даже натуральная бижутерия из пластмассы, никаких претензий, только немного в глазах рябит!

Всех теперь встречают по одежке в нашем мире! В нынешнее время лучше работать на тротуаре, чем изучать право. Дает больший доход, и расслабиться можно.

Ах! Я хотел бы написать историю человечества! Настоящую, хорошо изданную, с цветными картинками и прейскурантом. Историю человека от инфузории-туфельки до Брижит Бардо, упомянув Пастера и, конечно, с остановкой по требованию на Сан-Антонио.

— Вы парижанка? Хотя это видно и так, — спохватываюсь я и сглаживаю вопрос, который мог бы показаться некорректным, широкой улыбкой.

— Почти! — отвечает она тихо. — Я родилась в Лориане, но семья моего дяди из Леваллуа.

— А чем вы занимаетесь в жизни в свободное от свиданий со мной время? Что вы делаете?

Она косит на меня глазом цвета «вечерних грез» и произносит, широко расставив слоги:

— Ни-че-го.

— Вы не работаете?

— Нет. Мой муж занимает хорошее положение…

— А кто он?

— Младший бригадир… Ясно, что не в деньгах счастье, как сказал один бедный мудрец, и с тех пор человечество не устает повторять эту глупость. Я задумчиво перелистываю лежащий передо мной номер «Сине-Альков», журнала, который в кино делает то же самое, что биде в индустрии сантехники. — Я читала, пока ждала вас, — отвечает малышка-бригадирша на мой немой вопрос, — кошмар, о чем они пишут в этом журнале! У Софи Лорен первый зуб мудрости прорезался в пятнадцать месяцев… И она писалась… Я воздерживаюсь от междометий, которые она в принципе вправе ждать от меня. Мое внимание всецело поглощено статьей, посвященной Лавми. На фотографии, помещенной в журнале, он изображен в момент прибытия на съемки фильма «Последнее люмбаго в Париже». Кинозвезда стоит на перроне вокзала Сан-Лазар вместе с женой, секретарем, няней, чемоданами, «Оскаром» в целлофане под мышкой и отпрыском на руках. Можно сказать, только в лучах фотовспышек у красавца Фреда просыпаются отцовские чувства. Он с удовольствием показывает своего засранца народу, будто король, разродившийся наконец наследником престола… Люди! Чем громче их имя, тем выше их гордость за свое потомство. Они воображают, что их дети не только переплюнут их славу, но и покроют ее толстым слоем золота… Утописты! Вы замечали когда-нибудь, чтобы потомки были настоящими продолжателями своих шнурков? Ха, за редким исключением! Сынки знаменитых родителей в основном слабоумные дегенераты. Они прячутся в лучах славы своих отцов и используют визитные карточки могущественных папаш, чтобы открывать нужные двери. Все, на что они способны, это охмурять девиц и делать долги.

Могу поставить брезент купола цирка шапито против фуражки билетера, что после свидания с прессой и взрывов вспышек папаша Лавми быстренько перебросил своего сыночка на руки швейцарки, прежде чем чудесное дитя оросило великолепно сшитый костюм суперкинозвезды.

Я вдруг замечаю, что молчу уже длительное время. Нехорошо давать остынуть сырому материалу. Куй железо, пока горячо! Так, кажется, говорят где-то. Жену младшего бригадира нужно держать на огне, как паяльник.

— Как ваше имя? — спрашиваю я мечтательно.

— Виржиния!

— Прелесть!

— Вы находите? Мой муж говорит, будто кухаркино имя…

— Он ничего не понимает. Такое имя я готов повторять без устали… Я буду вам его шептать на свой манер…

— А как это, на ваш манер?

— Хороший манер. Но не хотелось бы показывать на публике, в зале есть несовершеннолетние, а это категорически запрещено до шестнадцати лет.

Наступает момент использовать секретное оружие. Хорошеньких девушек берут всегда, как обухом по голове.

— Скажите, у вас бывают минуты в жизни, когда ваши близкие начинают вонять вам в нос, Евлалия?

— Виржиния, — поправляет она, не зная, улыбаться или нет.

— Вопрос остается в силе…

— Да, бывают… Мне кажется, от людей устаешь. Они все злые…

Песня известная. Формула, запатентованная еще древними.

— Если хотите, — бросаю я пробный камень, — мы могли бы провести курс лечения одиночеством в гостинице, которую я знаю, в двух шагах отсюда, на улице Корнеля.

— Вы считаете это серьезным предложением?

Я еще никогда и нигде не встречал дам, которые в подобных ситуациях не выдвигали бы таких возражений.