Нина Васина - Приданое для Царевны-лягушки

Платон крепко зажмурился и нащупал в нагрудном кармане рубашки карточку.

– Как-нибудь, – прошептал он, – разберемся. Свадебный подарок, да?.. Может, прошвырнетесь по набережной в парочке лимузинов? С трубками фейерверков на крышах. В сопровождении всадников в средневековых одеждах? По восемь всадников на каждый лимузин. С шиком, медленно, торжественно!

– Не будь таким нудным! – засмеялась девочка на том конце трубки и назвала адрес.

Мальчик, прислуживающий в кафе, вызвал ему такси и проводил до машины – Платон почти валился с ног.

У загса ему помог выйти таксист. Платон попросил, и шофер под руку отвел его в туалетную комнату огромного помпезного здания. Целый рой невест прошелестел юбками мимо, обдав Платона вихрем запахов, он покачнулся и несколько секунд балансировал, стараясь не упасть и не утонуть в чужих ожиданиях счастья.

Одна невеста была в черном. Она помогла Платону сесть в кресло и едва не завалилась на него – не удержала когтистыми хищными руками вес его грузного тела. И Платон тут же в уме перешел от вариаций на тему чужого счастья к вариациям на тему смерти в черной фате, поджидавшей именно его в храме свадебной бюрократии.

– Боитесь? – прошептала невеста в черном.

– Боюсь, – подумав, кивнул Платон, наконец-таки обозначив свое состояние.

Женщина задрала подол платья и вытащила из-за черной ажурной резинки чулка крошечную коробочку. Открыв крышечку одним движением длинного загнутого внутрь ногтя, она насыпала себе что-то на тыльную сторону ладони – туда, где кончались черные кружева длинного рукава. Платон Матвеевич как завороженный смотрел, как коробочка упрятывается обратно, в чулок, а освободившаяся рука медленно достает что-то из весьма откровенного разреза платья на груди.

– Будете?

Из лифчика невеста достала небольшую трубочку – на вид металлическую – и протянула ему.

Платон испугался еще больше и осмотрелся.

– Что?.. – настаивала черная дама. – Насморка боитесь?

Поскольку Платон уставился на нее растерянно, она, криво усмехнувшись, предположила:

– Другой кайф, да? Предпочитаете уколоться?

– Что?.. Нет, я предпочитаю лягушек, – вдруг выпалил Платон, заметив, как через холл к туалетным комнатам вихрем несется небольшая компания. Впереди галопировал Федор – его голова в новеньком красном шлеме светилась среди бальных нарядов, как мухомор в хризантемах.

Илиса еле поспевала за ним, семеня короткими ножками в крошечных туфельках на небольшом каблучке. Она тащила перед собой огромный ворох прозрачной материи, иногда спотыкаясь, тогда маленькая корона на голове сползала набок, она поправляла ее, дернув головой в нужную сторону. Волосы Царевны-лягушки сегодня были завиты мелкими кудряшками и взлетали при каждом резком движении головы, как пух у потревоженного одуванчика. Аврора, вытягивая шею, осматривала холл в поисках Платона, наконец, заметила его и развернула Илису в нужном направлении. Хмурый Вениамин нес цветы. А вот кого Платон не ожидал увидеть, это Гимнаста. Стараясь не отстать от Вени, тот шел, расталкивая толпу тростью, и брезгливо при этом кривился.

Когда вся компания подошла к Платону, невеста в черном втянула свой порошок в одну ноздрю, Илиса уронила из рук на пол ворох прозрачной материи и бросилась стаскивать с Платона пиджак. Аврора молча стояла рядом, держа перед собой вешалку, на которой под полиэтиленом просвечивал темный костюм и рубашка. Радостный жених присел и стал развязывать Платону шнурки на ботинках. Вениамин и Гимнаст застыли в сторонке, наблюдая за возней молодоженов. Платон очнулся, когда Федор, подняв его правую ступню вверх, начал тянуть на себя штанину.

Он понял, что его переодевают. И настоял, чтобы это происходило в мужском туалете.

Идти туда ему пришлось в носках – Федор лихо забросил совершенно потерявшие вид парадно-выходные ботинки в урну, обещая, что его ждет сюрприз.

Платон хотел было полезть в урну, ему не дали. Невеста тоже пошла в мужской туалет, правда, сначала она запуталась в прозрачном шелке и упала. За нею вошла Аврора, одной рукой высоко задирая вверх вешалку с костюмом, а другой – подобрав с пола блестящий шелк, когда невеста, побарахтавшись, кое-как выбралась из него и стала на ноги.

Тут только Платон понял, что это была фата.

Его совершенно поразил вид целого вороха свадебной фаты на полу мужского туалета. Он так углубился в обдумывание этой метафоры, цедя по капле грусть в сердце, так зациклился на абсурдности местонахождения воздушного символа чистоты и счастья на плитках уборной: он сразу про себя так определил ситуацию – фата невесты на полу в мужской уборной , что совершенно не отследил, как его раздели до трусов. Опираясь на спину наклонившегося Федора в момент просовывания ног в штанины, Платон краем глаза заметил в большом зеркале отражение какого-то полуголого идиота с растерянной опухшей физиономией, но не узнал себя и потому так и не очнулся, пока не ощутил удушья. Он покашлял, повертел головой, нащупал бабочку и выпрямился перед зеркалом, чтобы поправить ее. И тут только Платон с суеверным ужасом обнаружил себя в зеркале – во фраке! Он изогнулся, стараясь рассмотреть сзади фалды. Сомнений нет – на него напялили фрак.

– Ты, Платон Матвеевич, совсем, как дирижер, ей-богу! – заметил грустный Гимнаст.

– Да, – кивнул Веня, – только в носках.

– Туфли! – всплеснула ручками невеста.

Федор снял с плеча лямку рюкзака и достал из него коробку.

– Нет! – прошептал Платон при виде этой коробки.

Они нашли его лаковые туфли для твиста.

– Да! – крикнула невеста, открывая коробку.

Платон свирепо уставился на Гимнаста. Тот пожал плечами.

– Молодые, – извиняющимся тоном заметил он, – кого хочешь уговорят. А когда фотографии увидели!..

В коробке с туфлями лежали его снимки. На большинстве из них Платон был снят в момент вытанцовывания сложных «ридикюлей». Тридцать лет назад твист танцевали и парами, и в круге, девушки укладывали свои маленькие сумочки на полу перед собой, а особенно профессиональные танцоры обходили их все – по очереди, не задевая. Это был особый шик, на некоторых танцах за такое могли выбрать королем твиста и сфотографировать.

– Опаздываем, – бесстрастно заметил Вениамин.

Невеста присела, подставляя остроносые туфли к ступням Платона.

– Надевай же, опаздываем! – приказала она, подняв вверх голову со сползшей набок крошечной короной, и Платон заметил бриллианты в серебре. Он удивился такому сочетанию.

– Невозможно! Туфли на меня не налезут, – Платон отступил на шаг назад.

– Не выделывайся, обувай! – повысила голос невеста. – Гимнаст сказал нам, что эти туфли ты заказал года два назад. – Девчонка подняла туфлю и злорадно заметила: – Подошва не новая! Спорим, ты до сих пор сам с собой танцуешь твист!