Гарри Кемельман - Пятница, когда раввин заспался

Стенли встал, чтобы пропустить Кливза на его место, и в этот миг понял, что ему предоставляется возможность откланяться.

— Ну, мне пора, — сказал он.

— Да брось, Стен, опрокинь ещё кружечку.

— Время-то детское, Стен.

— Весь вечер впереди.

Эпплбери схватил Стенли за локоть, но тот стряхнул его руку и направился к двери.

Карл Макомбер, председатель городского совета Барнардз-Кроссинг, был прирожденным паникером. Этот высокий, тощий и седовласый муж сорок лет варился в котле городской политики и два десятилетия входил в совет. Получал он двести пятьдесят долларов в год, на полсотни больше, чем рядовые члены, но, разумеется, это вознаграждение было совершенно несообразно его труду и затратам сил на исполнение председательских обязанностей, которые заключались в присутствии на заседаниях совета. Три часа еженедельно, если не больше, да ещё многие десятки часов, посвящаемых налаживанию городского хозяйства. И сумасшедшие избирательные кампании раз в два года. Если, конечно, он хотел быть переизбранным.

Разумеется, пристрастие Карла к политике наносило урон его предпринимательской деятельности (он владел маленькой галантерейной лавочкой). Всякий раз, когда приближались выборы, Макомбер подолгу спорил с женой, убеждая её, что должен вновь выдвинуть свою кандидатуру. По его словам, эти дебаты были самой трудной схваткой во всей предвыборной борьбе.

— Но, Марта, я просто обязан войти в совет. Ведь будет решаться вопрос об имении Доллопа. Только я знаю об этом деле все, больше никто. Если бы Джонни Райт выдвинул свою кандидатуру, я не стал бы лезть в политику, но он уезжает зимовать во Флориду. Он вел переговоры с наследниками в пятьдесят втором году, он и я. И, если я сейчас умою руки, даже подумать страшно, во что это обойдется нашему городу.

А до имения была новая школа. А до школы — новое здание санэпидемстанции, а ещё раньше — вопрос об оплате труда городских служащих. Или что-нибудь другое. Иногда Карл сам себе удивлялся. Дух несгибаемого янки не давал ему признаться в таком сентиментальном чувстве, как любовь к родному городку, поэтому Карл убеждал себя, что ему просто нравится быть в центре событий, знать, что происходит вокруг. И что держать руку на пульсе — его долг, коль скоро он справляется с работой лучше, чем любой другой кандидат.

Управление городом не сводится к решению текущих вопросов. Если затруднение возникло, значит, устранять его уже поздно. Надо предвидеть и уметь упреждать любые сложности. Сейчас на повестке дня раввин Смолл и это "храмовое убийство", как его окрестили газетчики. Но Карлу не хотелось обсуждать это дело на очередном заседании совета, тем паче что для решения хватило бы и простого большинства в один голос.

Он позвонил Хиберу Ньюту и Джорджу Коллинзу, старшим членам совета, имевшим почти такой же большой стаж, как и сам Карл, и пригласил их к себе. И вот они сидят в гостиной Карла, потягивают чай со льдом и жуют домашнее печенье, принесенное Мартой Макомбер.

Немного порассуждав о погоде, делах и политике в масштабах страны, Карл Макомбер решил, что пора завести речь о главном.

— Я позвал вас, чтобы поговорить об этом храме в Чилтоне, — начал он. — Я обеспокоен. Позавчера я провел вечер в «Кубрике», послушал, что там говорят, и мне это не понравилось. Я сидел в кабинке, и меня не видели, но в зале были завсегдатаи, тянули пиво и слушали главным образом собственные речи. А содержание речей сводилось к тому, что раввин — убийца, но полиция ничего не делает, поскольку получила мзду от евреев. Что Хью Лэниган и раввин — закадычные приятели и ходят друг к другу в гости.

— Наверное, больше всех вещал Баз Эпплбери? — предположил Джордж Коллинз, общительный и улыбчивый человек. — Третьего дня он приходил ко мне составлять смету малярных работ и тоже распинался насчет раввина. Разумеется, я поднял его на смех и обозвал дурнем.

— Да, это был Эпплбери, — подтвердил Макомбер. — Но там сидели ещё трое или четверо, и, похоже, между ними царило полное согласие.

— И что тебя тревожит, Карл? — спросил Хибер Ньют, суетливый раздражительный человечек, всегда готовый вспылить по любому поводу. Кожа на его лысом черепе казалась туго натянутой, на темени билась толстая вена. — Черт возьми, не стоит обращать внимание на таких типов.

Похоже, Хибер злился, потому что его пригласили на обсуждение столь маловажного вопроса.

— Ты неправ, Хибер. Дело не в чокнутом Эпплбери, а в том, что остальные, похоже, считали его доводы вполне разумными. Пересуды множатся, и это чревато опасностью.

— Едва ли ты можешь что-то с этим поделать, Карл, — рассудил Коллинз. — Разве что последовать моему примеру и тоже обозвать Эпплбери дурнем.

— Похоже, пользы от твоего эпитета было немного, — кисло заметил Ньют. — Но тебя тревожит что-то еще, Карл. Не такой ты человек, чтобы Эпплбери и иже с ним могли довести тебя до ручки. Говори, в чем дело.

— Да, болтает не только Эпплбери. Покупатели в моей лавке тоже судачат, и мне это не нравится. Когда замели Бронштейна, разговоры малость поутихли, но после того, как его выпустили, возобновились и сделались ещё громче, чем были вначале. В общем и целом смысл их сводится к тому, что, если убийца не Бронштейн, значит, девицу уделал раввин, но его не трогают, потому что он водит дружбу с Хью Лэниганом.

— Хью — легавый до мозга костей, — заявил Ньют. — Он бы и родного сына арестовал, будь тот виновен.

— Разве не раввин добился освобождения Бронштейна? — спросил Коллинз.

— Да, он, только люди об этом не знают.

— Все утрясется, как только поймают настоящего убийцу, — сказал Коллинз.

— Откуда ты знаешь, что им окажется не раввин? — сердито спросил Ньют.

— Если уж на то пошло, они могут и вовсе не найти душегуба, — вставил Макомбер. — Мало ли нераскрытых убийств? А мы тем временем терпим ущерб.

— Какой ущерб? — спросил Коллинз.

— Может вспыхнуть вражда. Евреи — народ чувствительный и заводной, а речь идет об их раввине.

— Что ж, это плохо, но я не вижу причин гладить их по шерстке только потому, что они чувствительные, — заявил Ньют.

— В Барнардз-Кроссинг три с лишним сотни еврейских семей, — сказал Макомбер. — Поскольку большинство их проживает в Чилтоне, рыночная стоимость домов в том районе возросла в среднем до двадцати тысяч в сегодняшних ценах. Горсовет оценивает эту недвижимость в половину её рыночной стоимости. Десять тысяч за дом. Помножить на триста, получится три миллиона долларов. А налог с трех миллионов — это вам не фунт изюма.

— Ну и что? Уедут евреи, приедут христиане, — рассудил Ньют. — По мне так все едино.

— Ты ведь недолюбливаешь евреев, верно, Хибер? — спросил Макомбер.