Андрей Евпланов - Змеюка на груди

Но ни в восемь, ни в девять Роза Марковна дома не появилась… Звонил Самвел, интересовался, почему Роза-джан не пришла в собес. Она хотела отвести его к чиновнику, который берется за небольшую мзду оформить для его матери российскую пенсию. Самвел прождал ее целый час, но она так и не появилась. Может заболела? Узнав, что ее и дома нет, он забеспокоился, сказал, что будет звонить каждый час, и справляться, не появилась ли она, а в случае чего тут же готов приехать.

Фима не склонен был паниковать. За время совместного проживания он изучил свою родственницу. Она чувствовала себя в столице как рыба в воде и не могла просто так потеряться. Ей невозможно было запудрить мозги, и втянуть в уличную авантюру, у нее был стойкий иммунитет против всякого рода кидал. Она никогда не переходила дорогу на желтый свет, а тем более на красный. Но когда она не пришла и в двенадцать, Фима решил, что пора уже что-то предпринимать и позвонил в скорую. Женщины старше шестидесяти, среднего роста, в темно синих плащах и черных шляпках с балконов не падали и под машины не попадали. Тогда он позвонил в милицию, там тоже Роза Марковна не засветилась.

Самвел не выдержал пытки неизвестностью и в половине первого заявился к Фиме. Они сидели на кухне, пили чай и молча ждали звонка. Они надеялись услышать в трубке голос Розы Марковны. Телефон зазвонил в половине третьего, когда Самвел уже спал, положив голову на стол, а Фима клевал носом.

— Если вам дорога жизнь вашей родственницы, — сказала трубка голосом женщины, которая зажимала пальцами нос, чтобы не быть узнанной, — оставьте под скамейкой справа от памятника Чернышевскому пластиковый пакет с десятью тысячами долларов. Если вы хоть кому-нибудь сообщите, то никогда больше не увидите Розу Марковну.

— Постойте, а почему десять тысяч? — спросил Фима, чтобы еще раз услышать голос похитительницы.

— Потому что так надо, сука. Если не перестанешь задавать глупые вопросы, мы ее прирежем прямо сейчас.

— А умный можно? Где это памятник Чернышевскому?

— У Покровских ворот, дебил, — сказала женщина и положила трубку.

— Похитили, да? — догадался Самвел, которого разбудил звонок. — Сколько просят?

— Десять тысяч зелеными.

— Давай джип продадим. Контора нету, все равно милиция будет забирать. Когда деньги отдавать?

— Через три часа, — сказал Фима и невольно улыбнулся. Ему нравилось, что он ошибся, когда принял Самвела за уголовника.

— Что ты улибаешься, — разозлился шофер. — У тебя души совсем нет. Такой человек, такая женщина может умереть, а тебе ни жарко, ни хольодно.

— Ну почему же, довольно холодно. Надевай куртку, поедем за тетей, — сказал Фима.

— У тебя оружие есть, — деловито осведомился Самвел. — Я возьму монтировку.

— Не нужно оружия. Нам ее так отдадут.

— Ты знаешь, кто ее похитил?

—Да, конечно — моя бывшая жена.

Нинель не ожидала, что ее так быстро разоблачат. Она совсем растерялась, когда к ней в квартиру на Чистых прудах ворвались Фима с Самвелом. У нее даже не нашлось обычных терминов, вроде «идиот» и «урод» для бывшего супруга. Она стояла в прихожей в одной рубашке, и ошарашено взирала на то, как мужчины хозяйничают в ее квартире.

Фиме достаточно было только заглянуть в комнаты, чтобы понять, что Розы Марковны здесь нет, а Самвел лазил под кровати, открывал шкафы. Фима его не останавливал, он по себе знал, какие чувства может вызвать суровый вид армянина у тех, кто его не знал. Как раз таких чувств Фима желал для Нинель.

— Где тетка? — приставив палец к спине Нинель, спросил Фима, как ему казалось зверским голосом.

Но его устрашающий маневр произвел совершенно неожиданный эффект.

— Уйди, зараза, щекотно ведь, — завизжала Нинель. — Ничего я не знаю.

— Слюшай, женщина, — сказал Самвел сладчайшим голосом, как могут говорить только армяне, когда они хотят показаться вежливыми и воспитанными.

— Ты, почему пожилого человека украла? Тебе нечего есть да? Я тебя не буду резать, стрелять, вешать, я тебя гладить буду. Ефим-джан, дай, пожалуйста, мне утюг.

— Нет, — взвилась Нинель. — Не вздумайте меня мучить, я не переношу боли. Я умру, а вас расстреляют. Вы что, шуток не понимаете? Никто вашу Розу не похищал, просто Леня пригласил ее на дачу к детям. У них нет бабушек, им полезно общаться с людьми пожилого возраста. Это во всех журналах пишут. Даже, такой дебил, как ты Блюм, должен это знать. А я решила тебе напомнить о твоем отцовском долге.

— Воспитательница ты моя, Песталоцца несчастная, одевайся, нечего тут сиськами трясти, поедешь с нами на дачу.

— Хам, при чужих людях свою жену такими словами… — завела было свою привычную песню Нинель, но заметив, что мужчины не расположены ее слушать, пошла одеваться.

Дача Колобасова находилась в Фирсановке. Через полчаса джип был на месте. Фима и Самвел ворвались в дом, перебудоражив его обитателей. Сначала навстречу им выскочили перепуганные дети в пижамах, потом вышел заспанный Колобасов в майке, такой же мятой как и его лицо, с надписью «Boss». Увидев Фиму, он попятился назад, но Самвел загородил ему дорогу.

— Я говорил Нине, что так нельзя, но ты же ее знаешь… — сказал Колобасов и достал из шкафчика початую бутылку водки и два стакана. — Мне с тобой, Ефим нужно серьезно поговорить.

— Где Роза-джан? — голос Самвела был, как камнепад в горах.

— Наверху, в спальне, где ж ей быть, — пожал плечами Колобасов, но Роза Марковна уже и сама спускалась по лестнице.

— Ефим, Самвельчик, такую рань, что случилось? Разве Нина не предупредила, что я приеду утром.

На ней были полосатые шерстяные носким, войлочные тапки и халатик в цветочек, от нее веяло спокойствием и уютом, и Фима не решился ее расстраивать.

— Да мне срочно понадобилось переговорить с Леней, а Самвел меня подбросил. Вы собирайтесь потихоньку, а мы с Ленчиком поболтаем в саду, — сказал Фима, взял со стола бутылку и вышел в сад. Колобасов поспешил за ним со стаканами.

— Рассказывай, Ленчик, — сказал Фима, когда они расположились на бревнах у сарая.

— Мне нужны деньги, Ефим.

— А я-то голову, ломаю, кому бы их отдать. Накопилось, понимаешь, девать некуда, в тумбочке уже нет места, под матрацем не умещаются… Я уж подумал вместо туалетной бумаги их использовать, но знаешь ли, купюры мелковаты…

— Мне не до шуток Ефим, мне срочно нужно десять тысяч, чтобы выкупить участок земли.

— На кладбище.

— Откуда ты знаешь?

— Нас же учили логике, участки покупают либо под строительство дачи, либо на кладбище. Дача у тебя уже есть, значит ты хочешь купить участок на кладбище, судя по сумме, ты присмотрел себе место на Новодевичьем.

— Тепло, очень даже тепло. Я хочу купить участок здесь в Фирсановке под кладбище для домашних животных. Это очень перспективный бизнес. Летом мы с Ниной отдыхали за границей и случайно забрели на кладбище, где богатые люди хоронят своих собак и кошек. Ты себе не представляешь, какие там роскошные памятники. Вот я и подумал, что неплохо было бы и у нас это дело раскрутить. Наши-то нувориши покруче будут заграничных. Они бабок не пожалеют, чтобы повыпендриваться друг перед другом. Можно предложить им целый комплекс услуг: кремирование, бальзамирование, панихида, похороны с оркестром, поминальный банкет… В общем, все как у людей, только гораздо дороже, потому что эксклюзив. У нас уже есть гостиницы для животных. Они процветают. Почему бы не заработать на похоронном бизнесе? Он ни чуть не хуже любого другого. Да что я говорю, ты же лучше меня знаешь, тоже ведь делаешь деньги на бобиках и мурзиках, и неплохие деньги, если верить Нинке. А я сейчас на мели. Ты должен мне помочь, если не ради дружбы, то хоть ради детей. Они ведь тебе не чужие.