Мэг Кэбот - Таблетки для рыжего кота

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, Пэм, не достался. Я не позволю тебе его забрать. Отдай ключи.

Теперь Пэм уже рыдала в открытую, из карих глаз брызнули слезы и полились по щекам, закапали на вышитых тряпичных кукол.

— Я… я… — Казалось, больше она ничего не может сказать.

Я протянула руку и сказала как можно спокойнее:

— Ну же, Пэм, отдай ключи. Уверена, мы сможем как-нибудь решить вопрос с окружным прокурором. Может, удастся сослаться на синдром избитой жены или что-нибудь в этом роде. Может, тебя отправят в такое же место, в какое отправили Марту Стюарт. Там есть условия для занятий разными ремеслами, и ты сможешь заниматься своей любимой керамикой.

Пэм вздохнула и повернулась к комоду.

— Вот так, хорошо. — Я старалась говорить с ней нежно, но вто же время твердо, как с анорексичками, которых время от времени приводят в наш офис и которых мне приходится уговаривать съесть хоть кусочек особого высококалорийного пончика — их нам присылают диетологи специально для того, чтобы подкормить таких девушек и, как у нас говорят, внести хоть капельку здравого смысла в их изголодавшиеся по витаминам мозги.

Но когда Пэм повернулась ко мне, я к своему разочарованию увидела, что в руке она держит вовсе не ключи.

Она держала пистолет.

И нацеливала его прямо на меня.

— Ты же не думаешь, — сказала она (на ее лицо снова вернулась та жутковатая улыбка), — что у меня был всего один пистолет? Правда, Хизер? Ты же знаешь, я сельская девушка, я выросла среди ружей и умею ими пользоваться.

Я глазам своим не верила. Какая же она лживая, насквозь фальшивая! Ее свитер врет, она совсем не верит в межрасовую гармонию!

Хотя, может быть, и верит.

Но, похоже, для нее не составляет никакого труда убивать людей. Включая ни в чем не повинных помощников директоров резиденции.

— Пэм! — Я подняла обе руки. — Ты же не хочешь меня убивать.

Пэм сделала шаг ко мне.

— Очень даже хочу, — сказала она. — Потому что к тому времени, когда твой труп найдут, я буду далеко. Так что мне совсем несложно тебя убить.

Я попятилась. Но на каждый мой шаг назад Пэм делала шаг вперед. Я огляделась, лихорадочно соображая, что же мне делать. Оуэн содержал квартиру в таком же безупречном порядке, какой царил в его кабинете. В отличие от моей комнаты здесь не было вещей, которые валялись просто так и которыми я могла бы запустить в мою потенциальную убийцу. Не было здесь причудливой настольной лампы в форме русалки, купленной на блошином рынке, а из такой лампы получился бы неплохой снаряд. Не было здесь аквариума с морскими ракушками, который я могла бы метнуть. Вряд ли бы я попала, но в любом случае это лучше, чем ничего не делать.

Хуже всего было то, что никто не знал, что я отправилась сюда, — если не считать того придурка с зубочисткой во рту, который сидит внизу у входа. А он даже не работает в колледже, он работает на Розетта, и вероятность того, что он обратит внимание на раздавшийся где-то наверху выстрел, — не больше, чем вероятность того, что он обратит внимание на звяканье друг о друга массивных золотых цепей, висящих у него на шее.

Мне крышка.

И за что я гибну?

За Оуэна.

А ведь он мне даже не нравился! Но попытаться все равно надо.

— Пэм, это не Айова, — информировала я. — Кто-нибудь обязательно услышит выстрел и вызовет полицию.

— Я из Иллинойса, — поправила Пэм. — А об этом я уже подумала.

Она опустила руку, дотянулась до телефона, стоявшего на столике рядом с диваном, на который я плюхнулась (я пятилась, пока не уткнулась в диван), и набрала 911.

Когда на том конце провода сняли трубку, она заговорила прерывающимся, дрожащим от паники голосом:

— Алло, оператор? Срочно пришлите полицию! Я звоню из квартиры J-6. Дом двадцать один по Западной Вашингтон-сквер. Бывшая поп-звезда Хизер Уэллс сошла с ума, ворвалась в мою квартиру и пытается меня убить. У нее пистолет! Ой!

И она повесила трубку.

Я смотрела на нее совершенно остолбеневшая.

— А вот это, — сказала я, — была большая ошибка. Пэм пожала плечами.

— Это же Нью-Йорк, знаешь, сколько им понадобится времени, чтобы добраться сюда? К тому времени, когда они приедут, я давно исчезну. А ты истечешь кровью и умрешь.

Пэм, по-видимому, не понимала, что происходит в парке в каких-нибудь ста ярдах от входа в дом, где жил ее бывший муж. И сколько там из-за этого события полицейских.

Но с другой стороны, даже если в ближайшие двадцать секунд в квартиру J-6 ворвется десятка два полицейских, от этого будет мало толку, если она к тому времени успеет всадить мне пулю в лоб, как всадила Оуэну.

А когда Пэм подняла пистолет и направила его в мою голову, я поняла, что именно это она и собирается сделать.

— Прощай, Хизер, — сказала она. — Знаешь, Оуэн был прав, не такой уж ты хороший администратор.

Оуэн это сказал? Вот это да! Это называется неблагодарность! А я-то старалась, помогала ему, когда он только начинал работать: ввела его в курс дела, объяснила все де тали, показала, где можно купить самые вкусные крендели (за пределами нашего кафетерия, естественно). И после этого он сказал, что я плохой администратор? О чем он только думал? Он хотя бы видел, как я все организовала на ресепшн, заставила ребят самих следить за табелями учета рабочего времени? А как насчет моего новаторского способа заставить студентов обращать внимание на то, что происходит в здании и вокруг него? Я имею в виду бюллетень «Новости Фишер-холла». Неужели Оуэн совершенно не понимал, что Саймон Хейг из Вассер-холла украл мою идею и тоже стал выпускать студенческий бюллетень, причем ему даже хватило наглости назвать его «Новости Вассер-холла»? Не понимал?

Но сейчас мне некогда было разбираться в собственных чувствах по поводу его предательства, потому что нужно было уклониться от пули, которую в меня выпустила Пэм. Я пригнулась, нырнула за диван и попутно схватила единственную вещь в квартире, которая могла дать мне хотя бы полшанса пережить следующие две минуты, пока парни (и девушки) в голубой полицейской форме не примчатся сюда и не спасут мою страдающую целлюлитом задницу.

И этой «вещью» был Гарфилд.

Который, между прочим, был не очень-то рад, что его схватили с диванной подушки.

Впрочем, грохот выстрела на таком близком расстоянии тоже не очень-то его порадовал.

Рыча и царапаясь, большой рыжий полосатый котяра отчаянно пытался вырваться.

Но я одной рукой держала его за шкирку, а другой — за объемистое брюхо. Он выпустил когти, но, к счастью, его лапы до меня не доставали. Так что вырваться ему было невозможно.

Но он этого не знал. Он весил, наверное, фунтов двадцать пять, и все эти двадцать пять фунтов разъяренных мышц обратились против меня. Несколько секунд я не чувствовала ничего, кроме запаха пороха и вкуса шерсти, которая лезла мне в рот, когда я буквально приземлилась на кота.