Марк Смит - Мокруха

– Ола, корасон!

– Привет, сладкая!

Боб подошел к ней, обнял за талию, приподнял и бережно опустил на пол. Потом заглянул глубоко в ее глаза и нежно поцеловал в губы.

– А я готовлю на ужин посоле.

Боб не нашелся, что ответить. На короткое мгновение у него мелькнула мысль, зачем ему дважды в день есть горячий суп, когда на улице жара под девяносто градусов по Фаренгейту, но он тут же забыл о ней.

– Мне надо съездить в Палм-Спрингс.

– Надолго?

– Только на одну ночь. Завтра вернусь.

Улыбка медленно сползла с губ Фелисии.

– Не нравится мне это, Роберто! Но ме густа!

Боб опасался, что она рассердится. В наши дни очень трудно достичь той золотой середины, когда карьера не портит отношения в семье и наоборот.

– Но Фелисия, дорогая, это моя работа!

– Найди себе другую работу! Не желаю заниматься любовью с киллером!

Боб засмеялся.

– Никакой я не киллер, с чего ты взяла?

Но Фелисию трудно переубедить.

– Но ты ведь работаешь на Эстевана!

– Ну и что, я никого не убил!

– Ой ли?

– Честное слово! То есть, я стукнул одного по голове лопатой, но мне просто деваться было некуда, и то он остался жив.

– Правда? Ты не врешь?

– Правда! Не вру! Неужели я похож на киллера?

Фелисия тоже засмеялась.

– Вообще-то нет. Но я думала, как раз потому Эстеван и взял тебя в киллеры, что на тебя не подумаешь.

– Нет, Фелисия, я не киллер.

Лицо Фелисии снова озарилось улыбкой. Но, едва появившись, она тут же опять исчезла.

– Тогда чем же ты занимаешься у Эстевана?

– Хм… По правде, сам не знаю. Я еще новенький. Эстеван хочет, чтобы я занимался его деньгами, типа присматривал за бизнесом. Думаю, меня можно назвать управляющим или еще чем-то таким…

– Управляющим?

– Ну да, так обычно говорят.

Фелисия задумчиво прикусила губу.

– А ты умеешь управлять?

Боб усмехнулся.

– Пока только учусь.

Амадо в своем старом махровом халате на голое тело сидел на кровати, опираясь спиной на подушку и вытянув ноги. Лэптоп разместился у него на коленях, а сбоку, на большом испанско-английском словаре, стояли две бутылки с холодным пивом. Вторая принадлежала Синди, которая расположилась на второй половине кровати также с включенным лэптопом. На ней тоже не было никакого белья, кроме выцветшей футболки с надписью «Фугази».

Амадо оторвался от работы и посмотрел на Синди. Он вдруг понял, что впервые в жизни чувствует себя счастливым. Ему не приходится гнуть спину в поле, не надо угонять чужой автомобиль или грузовик. Он не сгружает наркотики с доставившей их фуры на какой-нибудь тайный склад. Никто не требует от него найти человека и убить. И нет необходимости отчищать пол от кровавого месива, оставленного чьим-то разнесенным вдребезги черепом. А еще лучше, что его самого никто не пришьет, поскольку и он никого не трогает, а просто сидит на кровати в старом халате и печатает на лэптопе. Он в безопасности. Он счастлив.

Синди так увлеклась, что не заметила обращенных на нее любящих глаз Амадо. Он улыбнулся и опять принялся за работу.

В спальне слышалось только непрерывное клацанье клавиш лэптопов да время от времени чья-то пивная отрыжка.

Обоим хотелось о многом написать.

Не мог же Дон сказать шерифу, что Мора его любовница, и он взял ее с собой просто покататься. Детектив не нашел ничего лучшего, как представить ее помощницей окружного прокурора. Шериф купился на это ничтоже сумняшеся – наверно, потому, что все его внимание было поглощено вырезом на груди Моры – и начал докладывать им обоим о происшествиях за день.

Потом он повел их в морг на опознание тела Томаса Рамиреса. Дон решил, что Море созерцать это жуткое зрелище, конечно же, ни к чему. Однако, вот она, стоит рядом, а шериф сдергивает простыню и услужливо показывает все девять пулевых отверстий, оставленных им в груди Рамиреса. Каждое аккуратно обведено красным маркером, хотя их и так не проглядишь – черные, мерзкие раны. Шериф очень гордился своей работой и сожалел только, что упустил второго; однако парень задал такого деру – только пятки засверкали.

Дона так и подмывало спросить шерифа по поводу двух дюжин стреляных гильз, собранных с пола больничной палаты. Если девять пуль он всадил в Рамиреса, куда же полетели остальные пятнадцать? Томас выстрелил только один раз, попав шерифу в руку – гильза от этого патрона найдена в коридоре.

Дон слушал, как Мора расспрашивала шерифа, какими пистолетами он воспользовался, насколько, по его мнению, хорош каждый, из которого больше выстрелов поразило цель. Небывалая любовь к оружию для вегетарианки!

Дон прервал импровизированный семинар на тему о пистолетах и велел шерифу отвести его к задержанному. Детектив хотел допросить его, не откладывая.

Эстеван вел машину. Время от времени он посматривал на Боба, который всю дорогу беспокойно ерзал, молчал и смотрел в окно. Глядя на него, Эстеван вспоминал собственную молодость – такое же волнение, нервный порыв. Встречи с великими людьми. Как водится, не обошлось и без черных дней, опасных ситуаций, когда все висело на волоске. Но в целом прожитая жизнь представлялась ему сейчас, как захватывающее дух путешествие. Он строил свой бизнес, работал, не покладая рук, не жалея себя и других. Теперь же, по прошествии двадцати с лишним лет, Эстеван чувствовал, что устал. С трудом носил маску крутого гангстера, которая в молодости шла ему так естественно. Наверное, его расслабили деньги, дорогие автомобили, доступные женщины, роскошная жизнь. Амадо предостерегал его. Сам он за долгие годы рэкета отложил в кубышку большие деньги, но по-прежнему жил в скромной квартирке в баррио, районе простолюдинов. Ездил на замызганном «форд-торесе». Питался, покупая с лотков такое, пил в местных барах. В роду Амадо все были трабахадорес, и он никогда не отрывался от своих рабочих корней. Так и остался типико, обыкновенным человеком.

И оттого его личность, его онда каким-то образом вырастала, вызывала уважение, приобретала загадочность. Амадо был унтипо мистерьосо. Вроде самурая. И в этом заключается его определенное превосходство над Эстеваном. За тем и другим закрепилась репутация опасных гангстеров. И все же между ними ставили различие. Эстеван являлся сегуном, военачальником, отдающим приказы, бизнесменом. Это не имело отношения к тому, каким он был по сути, под внешней оболочкой.

Когда Эстеван начинал задумываться о подобных вещах, его в итоге разбирал смех. Гангстерская личина на самом деле, оказывается, очень поверхностная.

Боб опустил окно и набрал полную грудь не кондиционированного воздуха.

– Роберто, ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, спасибо.