Ольга Степнова - Леди не по зубам

Необузданный темперамент? Лишняя рюмка водки? Любопытство?

Непонятно, что зарыто в этих «синих чулках»… Всё-таки, не зря мне нравятся люди открытые и незакомлексованные.

– А скажите-ка, Викторина Юрьевна, откуда вы взяли бейсбольную биту? – поинтересовался я.

– Нашла в грузовом отсеке. – Она умудрилась сказать это так, что я почувствовал себя виноватым в том, что какой-то урод угнал наш автобус, а Викторине пришлось шарить в салоне в поисках хоть какого-нибудь оружия.

– Странно, я не видел никакой биты, – пробормотал я. – А вы, Герман Львович, пистолет тоже в грузовом отсеке нашли?

– Нет! – вскинул голову математик. – Я, представьте себе, из дома его прихватил! У меня и разрешение имеется, могу показать! Вы, Глеб Сергеевич меня извините, но нельзя быть таким беспечным, как вы! Отправляетесь в такое дальнее путешествие и без оружия! Да на трассе бандиты орудуют на каждом шагу! В чём, вы, кстати, и убедились… – Он помешал палкой угли в костре, и пламя взмыло вверх с новой силой. Глядя на языки огня, я подумал, что нужно быть со своими подчиненными пожёстче. Что они себе позволяют? «Глеб Сергеевич, нельзя быть таким беспечным, как вы!» Тьфу! Уж если даже Обморок может мне такое сказать…

У меня зазвонил мобильный. Всё ещё погружённый в свои мысли, я машинально ответил на звонок.

– Глеб! – заорал в трубке голос Троцкого. – Не разбудил?

– Будем считать, что нет, – мрачно ответил я. Меньше всего мне сейчас хотелось разговаривать с Ильичом.

– Слушай, а ты это… как себя чувствуешь?

– Нормально.

На том конце возникла короткая пауза, будто Ильич обдумывал информацию о моём самочувствии.

– Вот и отлично, – наконец сказал он. – Слушай, я тут подумал, раз ты такой принципиальный и не хочешь просить деньги у деда, то… продай ты к чёртовой матери эту гуманитарную помощь!

– В каком смысле «продай»?!

– Ну, встань, блин, на обочине и продай мешки с одеждой, одеялами и лекарством за пол-цены! И технику к чёртовой матери продай! Фиг с ними, с интернатами, переживут! А сами на эти деньги в Белокурихе пару дней отдохните! А потом потихоньку дальше езжайте уже без всяких заездов в детдома… А? Ну как?

Я молчал.

– Ну нету у меня сейчас денег для тебя! – завопил Ильич. – Не-ту! Продай мешки, будь человеком! Нэлька на дачу мебель из бамбука заказала!

– Пусть Нэлька этот бамбук тебе знаешь, куда засунет?.. – угрожающе начал я.

– Знаю! – почти радостно воскликнул Ильич. – Но ты, Сазонов, мешки по-дешёвке всё равно продай! Деревенские их с руками оторвут! У них в деревне, кроме морковки, ни хрена нет!

Я в ярости отбросил телефон в траву.

– Эй! – крикнула из воды Беда. – Никто не хочет приобщиться к природе?! Вода как парное молоко!

Викторина вдруг встала, разделась и, оставшись в одном белье, крикнула Элке:

– А слабо наперегонки на тот берег?!

– Бизя, хлебальник закрой! – заорала Элка, и я вернул на место отпавшую челюсть. Не знаю, что меня больше всего поразило: предложение Лаптевой поплавать наперегонки, её откровенно шикарная фигура, вечно задрапированная длинными юбками и нелепыми кофтами, или… её слишком дорогое бельё, насколько я мог понимать в этом.

– Давай, учительница, – согласилась с предложением Лаптевой Элка. – Только, боюсь, пороху у тебя не хватит! – Она вышла на берег и приказала мне:

– Засекай время! Сейчас все увидят легендарный, беспрецедентный заплыв двух очаровательных фей через реку Ктобзнал! На старт, внимание, марш!

Они разбежались и, поднимая брызги, вбежали в воду.

Я, конечно, забыл посмотреть на часы, да и смысла в этом не было никакого – всё равно в темноте с этого берега не было бы видно, кто первым с точностью до секунды выплывет на тот берег.

Я позволил себя опять открыть рот.

– Вика! Вика! – начал скандировать Ганс, обозначая, за кого он болеет.

– Элла! Элла! – заорал Герман Львович.

– Бе-да! Бе-да! – опомнился я.

И только Рон безмятежно дрых у костра. Ему были по фигу спортивные страсти.

Элка была отличной пловчихой, но ей пришлось туго. Лаптева рассекала упругое течение, словно катер с мощным мотором. В какой-то момент я понял, что Беда может потерпеть позорное фиаско, и с утроенной силой заорал:

– Бе-да! Бе-да!!! – Я даже начал скакать, как фанат на футболе. Если Элка не выиграет этот заплыв, более-менее мирному существованию нашего коллектива придёт конец. Впрочем, если выиграет, будет, наверное, ещё хуже…

Они приплыли на тот берег одновременно. Занимающийся рассвет позволил увидеть, как девушки вышли из воды, упали на землю и о чём-то долго переговаривались. Потом встали, разбежались и размеренно поплыли обратно, уже не наперегонки.

– Ничья вроде, – разочарованно сказал Ганс.

– И слава богу, – махнул рукой Герман. – Хуже нет, когда одна из женщин в чём-то лучше другой.

Элка и Викторина вышли на берег мокрые, запыхавшиеся и довольные.

– Лаптева у нас, оказывается, мастер спорта по плаванью, – гордо сообщила Беда. – Нет, представляете, она мастер, а я любитель! А пришли одновременно!

– В последние годы я почти не тренировалась, – скромно сказала Викторина, подходя к костру, чтобы обсохнуть. Ганс сбегал в автобус и притащил полотенце. По тому, как он смотрел на Викторину, я понял, что есть опасность новых страстей.

«Поскорее бы уж добрать до монгольской границы», – тоскливо подумалось мне.

– А я, Элла, пожалуй, прочитаю ваш детектив! – улыбнулась Викторина. – Человек, который хорошо плавает, не может плохо писать!

Все засмеялись и уселись петь у костра. Элка, которая это дело терпеть не могла, отчего-то тоже поддержала гитарное сообщество и с кислой миной начала подпевать «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»

Кажется, в коллективе назревало единодушие.

Я тихо ретировался. В автобусе было невыносимо душно, я открыл все окна, лёг на кровать и провалился в сон.

Мне приснился восточный базар.

Я сидел по-турецки, а вокруг меня лежали мешки с гуманитарной помощью.

– А ну подходи, налетай! – кричал я. – Лучшая в мире гуманитарная помощь! Одеяла, трусы, наволочки, витамины, консервы! Возьму недорого, три рубля за мешок!

– Пять! – вдруг строго скомандовал голос Троцкого откуда-то сверху. – Пять рублей за мешок, а то Нэлька бамбук на сандал [6]поменяет!

Это неправда, что я всегда беру сюжеты из головы.

Дело в том, что по профессии я журналист, а у всех журналистов есть привычка на уровне рефлекса – писать о том, что видишь и слышишь.

Да, почти все мои сюжеты… из жизни.

Но упорство, с которым все задают вопросы: «Откуда вы берёте свои сюжеты?» и «Каковы ваши творческие планы?» меня удивляет.

Неужели все люди так стандартно, одинаково мыслят?