Дарья Донцова - Бабочка в гипсе

– Вероятно, вы говорите правду, – сказала я. – Похоже, вам действительно комфортнее работать с представителями сильного пола, даже секретарь у вас мужчина.

На дне глаз Льва Георгиевича мелькнуло странное выражение, похожее на страх.

– Разве это запрещено? – резко пошел он в наступление.

– Конечно, нет, – кивнула я, – но немного необычно. Как правило, начальники сажают в приемной шикарных блондинок.

– Жена ревнивая, – коротко пояснил Лев.

– Господи, – всплеснула я руками, – разве непременно надо спать с секретарем? Мужчине достаточно смотреть на симпатяшку, это бодрит.

– Мне для тонуса лучше кофе выпить, – огрызнулся Лев.

– Жаль, вы не хотите себе помочь, – пригорюнилась я, – вам светит пожизненное.

– Сомневаюсь, – выпалил Лев, – я ни при чем.

– Тогда найдите что-нибудь в свою пользу, – заорала я, – неужели мне одной хочется вас спасти? Кого вы покрываете?

Лев Георгиевич перекрестился:

– Никого. Меня подставили.

– Кто?

– Не знаю.

– Зачем?

– Понятия не имею! – процедил Райкин. – Меня скоро выпустят, я тут ни при чем.

– Маловероятно, учитывая, что вам собрались приписать всех жертв снайпера, – объявила я. – Медведева отпустят, а вас на его место устроят.

Лев Георгиевич посерел:

– Я не виноват.

– Можете это доказать? – насела я на Райкина.

– Разве презумпция невиновности отменена? – взвился мой собеседник. – Не мое дело свою непричастность к преступлению доказывать.

Я внезапно устала.

– Ладно, сидите до похорон Кощея Бессмертного, сами это заслужили! Я умываю руки. Нельзя спасти человека, если тот упорно лезет в петлю. Улик, включая письмо, предостаточно, чтобы вы закончили свои дни в камере.

Лев Георгиевич принялся тереть глаза:

– Я не виноват, не виноват, не виноват!

– Сколько раз уже звучали данные слова, – на манер романса пропела я.

– Могу легко доказать, что не имел с Подольской никаких отношений, – вдруг тихо вымолвил Лев.

– Ну? Сделайте это, – потребовала я.

Райкин наклонился вперед:

– Вы правы, я защищаю любимого человека, вследствие моего признания он может пострадать. Я уже говорил: для меня главное семья, позор ей не нужен.

– Думаете, ваша жена от суда будет в восторге? Пресса, камеры, материалы в газетах, телерепортажи, пересуды соседей, потеря друзей – вот что ее ждет, – нарисовала я безрадостную перспективу.

– Суд! – подпрыгнул Лев. – Я совсем не думал о процессе.

– Да ну? – удивилась я в свою очередь. – А как иначе?

Лев Георгиевич начал сосредоточенно грызть ногти.

– Как иначе, – повторил он, – вы правы, хорошо. Но то, что я сообщу вам, не должно выйти за пределы кабинета. Я не имел отношений с Маргаритой Подольской, никогда не видел ее и вообще не вступаю в интимную связь с бабами. Я гомосексуалист.

От неожиданности я переспросила:

– Педик?

Лев Георгиевич скорчил гримасу:

– Умоляю вас! Отвратительное слово. Гей. Пассивная форма. Я не способен на отношения с женщиной, не физиологически, морально.

– Ага, – растерялась я, – отличная отмазка. Жаль, ее никак нельзя подтвердить.

Райкин покраснел:

– Я готов на осмотр врача, который по некоторым, чисто физиологическим признакам подтвердит, что я практикую сношения не традиционным образом.

Я опешила и промямлила:

– Но вы женаты.

– Это не помеха, – кивнул Лев Георгиевич. – У нас с Инной нет секса. Ей он не нужен, жена против интимной стороны брака. Такое случается. Можете поговорить с супругой или устройте нам очную ставку, если я ей объясню, как важна истина, Иннуся скажет правду.

– Хорошая идея, – кивнула я, – но среди следственных работников бытует стойкое убеждение: верить женам арестованных нельзя. Кстати, она вам подарила красивые часы. «Льву на удачу. И.И.». Рашифровать подпись легко – Инна Ивановна.

Лев Георгиевич свесил голову на грудь:

– Ну, супруга могла преподнести мне часы и пожелать удачи. Но я скажу правду, это подарок от моего… ну… э… э…

– Любовника, – помогла я. – Он подтвердит факт вашей связи? Как зовут парня? И.И.? Это…

Внезапно промелькнувшая в голове догадка заставила меня ахнуть:

– И.И.! Иван Иванович, отец Инны!

Райкин схватил меня за руку:

– Никому ни слова. Вы нас погубите! Да, мы много лет вместе. Инна знает о нашей связи, я для нее не муж, а лучший друг.

– Отлично устроились, – только и сумела вымолвить я.

В ту же секунду в кабинет вернулись Павел и Макс.

– Только послушайте Райкина! – зашумела я.

– Ничего не скажу! – опять уперся Лев Георгиевич.

– Сама изложу, – отмахнулась я.

– Сволочь! – выпалил он.

– Сам дурак, – обиделась я.

– Лампа, в красный угол, а ты, красавец, в синий, – скомандовал Гладков. – Романова, начинай.

Спустя короткое время Льва Георгиевича отдали в руки врача, а потом получили назад с убедительным заключением о способе занятий сексом, напоили его чаем с печеньем и задали вопрос:

– Кто имел свободный доступ в ваш кабинет и мог там возиться в одиночестве, не привлекая внимания?

– Арсений, – без особых раздумий ответил Лев.

Я мысленно представила длинноногую, тощую фигуру помощника.

– Похож на журавля. Лев Георгиевич, вы приказывали Сене поставить «жучок» на мой телефон? Или оснастить мой автомобиль устройством слежения?

– Нет, – удивился Райкин, – зачем бы?

Я повернулась к Паше:

– Арсений дал Герману два требования на выдачу «жучков», они были подписаны начальником управления. Необходима графологическая экспертиза документов.

– Кто у нас тут главный? – крякнул Паша. – Кот или мышь?

– Грызуны разбушевались, – засмеялся Макс, – они страшны во гневе.

Но я не обратила внимания на очередную глупую шутку Вульфа и вместо того, чтобы обидеться, протянула:

– Знаете, когда мы сидели в ресторане, Арсений рассказал мне историю про своего приятеля. Тот имел связь с замужней дамой. Все шло хорошо, пока у нее не умер муж и она не стала требовать, чтобы любовник на ней женился. Да только Ромео имел другие планы, он собрался повести в загс девушку из хорошей семьи, с немалым наследством. Сеня очень эмоционально выдал эту историю, и сейчас я понимаю: никакого приятеля нет, он описывал собственную ситуацию, она его мучила до такой степени, что Филатов выложил мне все, так сказать, освободил душу. Глупый, но вполне понятный поступок.

– Данная беседа характеризует Сеню, как психически неустойчивую личность, способную в момент трудной ситуации на запланированное убийство, – важно кивнул Гладков.

Макс закатил глаза:

– Паша, да ты психолог! Завидую! У меня никогда не получалось правильно составить психологический портрет преступника!

Гладков не заметил иронии и покраснел от удовольствия.