Людмила Варенова - Шайка светских дам

— Есть! — выдохнула Ирина Шибанова, плюхаясь на сиденье «десятки» рядом с Тамарой.

— Успела шифр запомнить? — Тома деловито выруливала на дорогу вслед за голубым «Вольво» генеральши Камариной.

— А как же!

Генеральшу сопроводили до самого дома. Видимо, она покончила со всеми кредитками генерала!

…Полное обнуление счетов генерал обнаружил через неделю после того, как деньги были сняты. Марина отрицала свою причастность и очень натурально горевала о потерях. Но генерал понимал, что, кроме нее, всех счетов знать никто не мог. И все же он слишком любил эту женщину. В конце концов, если б она попросила, он бы и сам отдал ей все эти деньги. Тем больнее было знать, что она настолько не верит ему и боится остаться ни с чем.

Генерал не был так умен и сведущ в человеческой психологии, как Юрий Малышев. Он не смог почувствовать, что его удвоенная в эти дни нежность к жене вместо того, чтобы успокоить ее, напугала смертельно.

«Он всё знал! Он выследил меня и сам убрал деньги со счетов! Он играет со мной, как кошка с мышью. Он меня убьет и тем решит всю проблему! Что мне делать?» — сходила с ума Марина Камарина.

— Откуда у твоего генерала было столько денег? — Алла Волынова любовно поглаживала нежно-колючий стриженый мех.

— Оттуда! Самолет МЧС летит в любую точку земного шара, и таможня при этом не зверствует, — глухо отозвалась Тома, не отрываясь от ноутбука.

Симочка, чью точеную фигурку обтягивало скромное платье цвета горького шоколада, приютилась у нее за спиной и тоже вглядывалась в экран. Ирина по обыкновению клубочком свернулась на диване поодаль, незаметная среди пышных подушек и подушечек.

— Господи! Но ведь они же летят спасать людей!

— И спасают. Рискуют собой. Гибнут, чёрт побери! Но это сами спасатели. Им некогда проверять все ящики, что загрузили в самолёт, даже если там оружие или наркотики. Вы забываете, что МЧС когда-то объединили с частями гражданской обороны, а это была грандиозная кормушка. Стервятника на сокола не переделаешь. Есмь и будет обеспечен и сыт во веки веков бдящий чиновник, вооружённый циркулярами. Ведь где циркуляр, там и его нарушения. А если нет нарушений, то чиновник знает, как их создать.

— Зачем?

— Чтобы помочь заблудшему нарушителю исправить ситуацию.

— Не понимаю…

— Взятки! Так понятнее?

— Угу! А твой генерал взяточник или торговец оружием и наркотиками?

— Я ничего не знаю наверняка. Но я отлично знаю генерала Камарина. Судя по суммам на счетах, он использовал весь набор возможностей. Сволочь. Ох, девки, если б во мне одной было дело, ей-богу, я б не взялась за этого мерзавца. Но раз МВД в упор не видит его делишек, сам Меркурий нам его отдает. А тебе, Алла, не всё равно, откуда он взял бабки, чтоб ты купила себе этот славный свитерок? Это что, бархат?

— Это стриженая норка! Правда, здорово?

— Класс!

— Ой, девочки, а помните, как надо было упираться, чтоб одну паршивую норку достать на куцый воротник к пальто?

— Ты ещё очереди за колбасой припомни! — Симочка передернула точеными плечиками в «горьком шоколаде», блестящие рыжие волосы заструились по стройной спине.

— Блин! Симка, на фига ты так надушилась, дышать же нечем! — рявкнула Тамара.

— Ничего вы не понимаете! Это самый модный аромат. А стриженая норка — это кич! К тому же кич позапрошлогодний!

— Ладно тебе. Это ты у нас модница и красавица, а мне этот свитер душу греет, — Алла в сотый раз нежно погладила своё сокровище. — Кстати, Томуська, ты гений фотографии! Я фотки через лупу смотрела — комар носа не подточит. И в ювелирке, и в кабаке, и в койке всё на уровне. Не знала б я, в чем тут дело, сама бы поверила, что наша красавица Симка с этим козлом в полном романе. Точно голубчик не отопрется!

— Комп, убогие — это мир неограниченных возможностей. С фотками нынче младенец нахимичить может. А насчет бумаги ты уверена, все сработало?

— На все сто! Двенадцать часов, и аллее капут, — фотки, письмо и конверт испаряются за минуту. А Ируську у банкоматов, как всегда, никто не заметил.

— Кроме камер слежения?

— Том, я ж не маленькая, — тихо отозвалась Ирина. — У меня такая тренировка, что я со спины по движению локтя код запоминаю. Мы с Аллой специально тренировались.

— В любом случае тренировка тебе больше не пригодится. Трюк использован, больше мы его не повторим.

— Жаль…

— Осторожность, убогие, для нас на первом месте. Между прочим, Уголовный кодекс по нам уже крепко плачет. Ладно, к делу! Пора приниматься за генеральскую дачку. Ирусь, как она тебе показалась?

— Скромнешенькая. Всего на два лимона в зелёных. Вот только жаль бедняжку…

— Этого гнуса?!

— Нет, полотно какого-то знамени того художника. Зря генерал денежки в картину вложил.

— Страховка?

— Не получит, все продумано.

— Алла?

— Сегодня, ровно в три ночи. Возгорание гарантировано. Температура в эпицентре будет как в доменной печи. Ничего не уцелеет, и потушить невозможно. Охрана успеет только выскочить, и то, если штаны надевать не будет.

— Ничего, охранники ребята шустрые. А генерал?

— Остался дома с женушкой. Так что алиби у него не будет. Между тем на даче, прямо на клумбе, остались отпечатки генеральских сапожек, а сами сапожки со следами горючей смеси у него в элитке, спрятаны в прихожей. Ируська классно изобразила агитаторшу на выборах. Пока они за паспортами поперлись, сунула сапожки им в калошницу. Еще термос с остатками той же смеси аккурат за забором на соседском участке валяется. На термосе тоже отпечатки — генеральских пальчиков. А сам химикат эмчеэсовский. Так что факт умышленного поджога и его автор у нас уже налицо. От ментов генерал отмажется, но со страховой компанией ему не сладить. Им проще недобросовестного клиента удавить, чем заплатить.

— Отлично задумано, убогие. Алла, что ещё?

— А ещё — тачки. Генеральский «мерс» и Мариночкин «Вольво». «Вольво» не тронем, как ты велела. А над «мерином» Ируська малой птичкой пролетит, рукавом махнет и капнет из рукава, чего дам в скляночке. Сперва будет в железе масенькая дырочка. Но когда дойдёт до аккумулятора, тут шарахнет, как в Ираке.

— Алка! Убьём же кого-нибудь! Не сметь! — Тамара в ужасе вскочила на ноги с невиданной для нее прытью, и вся даже заколыхалась от возмущения.

— А ты что, не хочешь гада своего живьём зажарить?

— Нет! Что ты!

— Томка! Только не говори, что ты его всё ещё любишь… Я этого не переживу…

— Убивать даже гада нельзя. Не для него. Для самой себя. Как я сыну в глаза смотреть буду, если я убийца?

— Знаешь, а я бы Волынова за милую душу взорвала к чёрту!

— Убить кого угодно можно, девонька. А пережить то, что стала убийцей, только выродок сможет.