Людмила Варенова - Шайка светских дам

— Мы не знаем, — тихо сказала Тома, а Сима просто обреченно помотала головой.

— Отлично! Смотрите все! — воскликнула девушка, шагнула к столу и схватила пузырёк с нашатырным спиртом, забытый Анатолией, когда та приводила в чувство Симу. В одно мгновение девушка сорвала пробку и опрокинула в рот всё содержимое.

— Не-е-ет! — Сима взревела, как раненая тигрица. «Доберманы» лишь по инерции удерживали ее, рвущуюся к дочери, в оцепенелых руках.

— Девочка! Девочка! — лепетал любвеобильный мерзавец, простирая к отчаянной руки. И Алена шагнула… не к матери, а к нему. Сима даже перестала биться в руках охранников, так поразило её это движение дочери. Вот девушка вошла в распахнутые объятия, обняла руками дряблую морщинистую шею, подняла лицо и коснулась нежной щекой окисшей седой щетины… И вдруг с силой вдула все, что было у нее во рту, в ноздри старого бандита!

…Мадам Анатолия отпаивала девушку молоком. Та отплевывалась и то и дело с шумом выдыхала воздух из груди. А «доберманы» и страшный Герыч даже не переменили спокойно-каменных поз, точно не их хозяин, которому они служили много лет, подыхал на наборном паркете в страшных корчах от удушья. Как будто никому, кроме Симы и Томы, в этой комнате и дела не было до синюшного отходящего Померанцева.

— Тётя Алла, ты гений! — победно изрекла Алёна, осторожно отирая распухшие губы.

— И незачем было тебе делать это самой! Всю слизистую же обожгла! Сумасшедшая! — сердито ворчала «Анатолия».

— Знаю. Но очень хотелось попробовать. Сдох?

«Анатолия» наклонилась к затихшему негодяю, потрогала шею:

— Готов, сволочь.

— Ты — гений! — повторила Алена со своей безмятежной улыбкой. — Я тебя обожаю.

— Всё просто, ничего гениального, — проворчала «Анатолия», но уже с довольными нотками в голосе. — Пары аммиака. В них все дело. Бронхи сжимаются. И если впрыснуть в нос, то от запаха избавиться невозможно. Конечно, кто поздоровее, тот прочихается, но только не этот мозгляк. Шок от удушья, и сердце не выдержало.

— Герыч, правда теть Алла у нас гений? — промурлыкала Алена, оборачиваясь к самому опасному после Померанцева хищнику.

Сима с ужасом ждала, что сейчас этот зверь очнется, кинется и убьет ее дочь. Но тот вдруг преданно улыбнулся щелеобразной пастью и покорно наклонил голову, с нежностью глядя на юную разбойницу.

— Герыч, лапочка, убери эту ПАКОСТЬ, — приказала наглая девчонка.

И «доберманы», повинуясь короткому жесту своего главаря, покорно поволокли куда-то бренные останки своего былого владыки.

— Ну-ну-ну! Не фиг симулянить, девицы, ничего с вами от глюкозы с витамином «це» приключиться не могло, — ворчала «мадам Анатолия» — красивая шатенка с гладким лицом Моны Лизы и голосом и глазами Аллы, усаживая обмякших женщин рядышком на диване.

Вернулась Алёна, спровадившая «доберманов». За спиной у нее все так же сомнамбулически маячил страшный Герыч. Маячил с самым преданным видом! Да что же это такое? Сон?..

— Мам, ты жива?

— Доченька, — Сима от пережитого была так слаба, что могла говорить только шепотом. — Ты его убила! Что теперь будет?

— Всё отлично будет, мама, — совершенно спокойно ответила дочь. — Старый пень был не глуп, но одного не учёл. Подчиняться красивой умной женщине гораздо приятнее, чем выжившему из ума старому хрену, которому неизвестно что стукнет в башку в следующую минуту. Верно, Герыч? — обернулась она к церберу, и тот в который раз послушно кивнул.

— К тому же, — многозначительно подмигнула она матери и Тамаре, — тётя Алла действительно гений.

Но ни та, ни другая все никак не могли взять в толк, при чем тут тетя Алла? И почему Алена так называет кошмарную мадам Анатолию? И почему та смотрит и говорит точь-в-точь как Алла?

Похороны Померанского были помпезные и «приличные». В крематории красавица-вдова у гроба усиленно проливала слезы. Рядом с ней с каменным лицом стояла невыразимо элегантная падчерица, тоже вся в черном, даже в перчатках на маленьких руках. Глаз девушки невозможно было разглядеть за непроницаемо черными очками. Белокурые волосы были упрятаны под черным шелковым платком. Кашемировый свитер с высоким воротом укутывал её до подбородка. Белело только лицо с чеканными чертами. Отчего исходило это ощущение силы и власти? Быть может, от ее длинного плаща из тончайшей черной кожи? Или виноваты были ее чуть странноватые духи?

Вот к женщинам приблизился верный помощник покойного — Герыч. Наклонился к уху младшей.

— Пора, Алена АЛЕКСЕЕВНА! — сказал он таким громким шепотом, что было слышно по всему залу. Приглашенные пришли в изумление. Алексеевна? А ведь никто прежде и не задумывался, каково у этой девчонки отчество.

Девушка с достоинством кивнула и шагнула к гробу.

— Прощай, ПАПА! — громко сказала она, и снова по залу полетел шепоток изумления. А некоторые сведущие в толпе провожавших в последний путь оказались точно осведомлены: двадцать лет скрывал покойник свою единственную любовь — Симочку. И фамилию ей дал не свою — не мог, но родственную — Алёшина. И дочь свою родную скрывал от всех двадцать лет. Таковы они — блатные законы. В последние годы сердцем был нездоров. От него и помер. Когда узнал, что дни сочтены, тогда и решился — явил на свет семью. То-то дураки-газетчики купились: магнат падчерицу соблазнил, скандал! А покойник-то — пошутить любил, то-то веселился, что дочь за любовницу принимают.

— Нет, такие девушки в любовницах не ходят. Такая зарежет — не чихнёт.

— Ей и нож не нужен, зубами пополам перекусит!

— Такая же акула, как папенька. По роже видно.

— Яблочко от яблоньки! Стерва!

— А вдова-то как убивается! Да-а-а… Уж эта-то видно, что любила…

— Ничего. С таким наследством быстро утешится!

Сима слышала все эти разговоры. Слезы действительно текли у неё ручьём. Потому что думала она о бедной Ирине. Только утром преданный Алене Герыч доложил ей, что нашёл наконец Ирину Шибанову. Никому из них троих — Симе, Тамаре, Алле, захваченных собственными судьбами, и в голову не пришло вспомнить, что жизнь Толику спасла какая-то женщина. Ирина ушла, как и жила, никем не замеченной. Никто так и не смог сказать им, сразу она погибла или ещё какое-то время была жива.

— Ну, убогие, что вы на меня вылупились, как куры на насесте? Помянем тётю Ирину. Светлая была тётка.

Она сморщилась и прижала руку ко рту, пережидая обжигающую горечь водки.

— А теперь закройте клювики и слушайте тётю Алёну внимательно, пока Толька с гувернером ходить тренируется. План ваш был гениальный. Вы у меня тетки вумные, но старомодные. Один прокол допустили — сплавили меня в эту дурацкую Англию. Но это, дело было поправимое. Колледж я послала в ж… на вторую же неделю. Каждый месяц в Москву моталась, пока вы думали, что я Шекспира в подлиннике грызу. Не могла же вас без присмотра кинуть. Старый пень «папусик» фиг бы меня в Англии выцепил, если б сама не захотела воспользоваться его любезным приглашением. Так что я в курсах полностью. Поэтому командовать буду я. Мам, что это за брюнет с залысинами возле тебя увивается? Смотри, не напорись опять на урода, вроде «папуськи». Извини, но мой Герыч этого хаима проверит. Тётя Алла, твои феромоны или как их там, мне понадобятся в среду — с папашкиными компаньонами встречаюсь. За бабло биться будем. Так чтоб были они у меня послушными, как цуцики моего бесценного лапы-Герыча. Тёть Том! Хватит сопеть по своему горе-генералу. Ты мне нужна. Включай свои мозги и свой компьютер. Будем разбираться с папашкиным наследством. Не так-то это просто.