Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

В общем-то Потап уже не держал зла на подручного, ибо благодаря глупости последнего вместо одного Ильича удалось выманить сразу трех. Но окончательно простить его Мамай решил после, когда тот доставит груз в номер.

— Неси, неси, — для порядка ворчал Потап, — будешь знать, как лезть вперед батьки в пекло, товарищ Степан.

Одолев два квартала, старатели остановились передохнуть. Впереди лежала еще половина пути.

— О, дети! — обрадовался Потап, увидев на дороге двоих мальчишек с санками. — Дети — наше будущее! А в нашем случае — и настоящее. Эй, малец! — окликнул Мамай старшего. — Поди-ка сюда, мальчик. Люблю детей, ч-черт. Особенно с санками которые. Это такой бескорыстный, такой работящий народ, что… Здравствуй, мальчик! Маму слушаешь, мальчик?

— Ну, — охотно ответил малец.

— А папу?

— Ну.

— Гена, смотри, какой хороший мальчик, с санками притом. Да таких мальчиков несколько лет назад в пионеры без очереди записывать можно было! Жаль, пионерии сейчас уже нет, распустили. Я б тебя, мальчик, записал. А видишь этого дядю? Дядя добрый. А вещей у дяди видишь сколько? Тяжелые такие вещи. Мальчик, одолжи дяде санки, вон до того угла. Устал дядя, понимаешь?

— Понятно, — сказал владелец санок и важно втянул носом зеленую каплю. — И скока?

— Три вещички, мальчик, на твои санки как раз поместятся.

— Так скока?

— Чего — скока?

— Скока платите?

— Ты что, мальчик… — опешил Потап. — Ты что, за деньги?

— Задаром ща никто и не пукнет, — хмыкнул дерзкий мальчишка. — И я тоже не пукну.

— И на том спасибо, — мрачно произнес Потап.

— Хотя могу, конечно, и задаром, если по-простому. А если мелодией — то тока за деньги.

— Какой там еще мелодией?

— "Вечерний звон" . Полкуплета с припевом, особенно там, где "бом, бо-ом" , знаете?

— А ну-ка отойди на пять шагов назад, мелодист. Стой там и оттуда разговаривай. И никаких "бом-бом" , понял? — пробасил бригадир и, обратившись к эфиопу, шепнул: — Видишь, Гена, чем люди деньги зарабатывают? Советую взять на заметку, верный кусок хлеба.

— Дядь! — откликнулся юный мелодист. — Начинать?

— Ни в коем случае. Позови второго.

— Витька, что ли? Ща приведу. Только Витек мелодией не умеет.

Обнявшись, саночники отошли в сторону и о чем-то тихо толковали.

— Сговорились, подлецы, — догадался Мамай, когда, завершив переговоры, мальцы робко направились к дядям.

— За санки тридцать тысяч, — объявил старший, — за "Вечерний звон" — мне десять, Витьку пять, потому что он тока в припеве будет помогать.

Неумелый Витек боязливо косился на негра, на другого дядю и виновато шмыгал носом.

— Вы что — братья? — спросил бригадир, окинув их подозрительным взглядом.

— Не-а.

— Ладно. Вот вам тридцать тысяч, вот вам груз, тащите до гостиницы. Мелодию прослушивать не будем ввиду отсутствия музыкального слуха и денег. Вперед.

Огорчившись из-за потери дополнительной прибыли, саночники запросили прибавки.

— Наверное, вы дети таксистов, — предположил Потап. — Вот вам еще полторы — и чтоб я вас больше не видел.

Мальчишки живо запряглись и, буксуя, поволокли санки с бюстами.

Старатели, предусмотрительно держа дистанцию, двигались сзади.

— Тпру-у! — скомандовал бригадир, остановив гужевой транспорт у дверей "Роди" . — Получите расчет.

— Дя-адь, — заныл младший, — доба-авь на жва-ачку.

Мамай грозно повел бровью.

— Что-о?! Бегите отсюда. Бойскауты.

Проводив взглядом предприимчивых саночников, он негромко сказал:

— М-да, в наше будущее я смотрю с содроганием.

— М-да, — проговорил эфиоп еще тише, — в ваше будущее я тоже смотру с садроганэм.

Надо сказать, что город Казяки был не просто себе Козяками. Любой козякинец мог назвать как минимум одну достапримечательность города и даже указать на нее пальцем. Этой достопримечательностью был двенадцатиэтажный дом.

В годы царизма уездный город застраивался довольно вяло и расширялся лишь за счет убогих хижин обходчиков, стрелочников и прочих железнодорожников. Двухэтажные дома тогда имели помещик Мельников (ныне здание универмага) и отставной полковник Жук (ныне — районо, гороно и детская библиотека). Двухэтажными были вокзал, оставшийся таковым до сегодняшнего дня, почта и меблированные комнаты отеля ныне — не меблированный отель. Самыми высокими сооружениями в городе считались водонапорная башня и церковь (это там, где ныне пустырь с пивным ларьком).

Но с наступлением советской власти Козяки стали активно тянуться вверх. Десятки черных труб прокололи небо. Из них повалил дым. Райцентр стремительно понесся по рельсам индустриализации. Строились заводы и фабрики, возносились здания и сооружения, город рос как на дрожжах. Появилось два пятиэтажных микрорайона, трехэтажный Дом быта и такого же роста дом цыганского барона. Но этого оказалось мало. Козякинцам хотелось все выше и выше. Пять этажей — позорно малый рост для города с сорокатысячным населением.

Словно разгодав чаяния народа, из области прислали нового архитектора. "Эх, развернуться у вас тесно! — сокрушался архитектор, воодушевленный решениями только что минувшего XXVII съезда КПСС . — А дома! Ну разве это дома! Они же как близнецы-братья. Вы говорите — дом № 7, а подразумеваете дом № 37. Вы говорите — дом № 37, а подразумеваете дом № 7. Как вам удается их не путать? Пора, товарищи, ускорять перестройку, пора устремляться в грядущее величие".

Власти, боясь прослыть консерваторами, раскошелились на новостройку, которая и должна была являть собой символ грядущего величия. Вскоре местная архитектура была дополнена грандиозным монстром. Это был в точности такой же дом, как окружавшие его панельные короба, только перевернутый на бок. Получилось двенадцать этажей и два подъезда. Зданию дали номер 12АБ, ибо справа стоял дом № 12, а слева — № 12В. Новый дом покрасили в растрелиевский бело-голубой цвет, после чего инициативный архитектор пошел на повышение в область.

Козякинцы, падкие на зрелища, толпами бродили вокруг небоскреба и, запрокинув головы, с завистью глазели на новоселов.

Жильцы первого подъезда высокомерно поплевывали со своих высоток и всматривались в далекие горизонты.

Но вот жильцы из второго подъезда оказались менее восторженными и ликования соседей не разделяли. Злобно отворачиваясь от сиреневых далей, они мучились над разрешением личных проблем. И чем выше над землей находились квартиросъемщики, тем глобальнее становились их проблемы.

В первый же день новоселы взялись обустраивать свой дом. На балконах развевалось белье, крыша ощетинилась антеннами, начались склоки из-за подвалов.