Валерий Лапикур - С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)

- Кто кого?

- Тот, который в «жигуле», того, который в джипе. Вот те крест!

- Почему вы так считаете?

- А я вот тут, на этом месте каждый день маршрутку жду. А вон там, через дорогу, выхожу - когда на работу… так я насмотрелся, как с этого проселка обычно выезжают. Тут - понимаш, кака штука: если у тебя правый поворот, то притормаживаешь, глянешь, не летит ли какой-то «новый козлодемьяновский» по главной, сломя голову. А уже потом аккуратненько на крайнюю правую выезжаешь и поворачиваешь. А если тебе с этого проселка левый поворот, да еще через осевую… тут лучше вообще стопануть, на обе стороны разглядеться основательно, а потом уже трогать.

- Откуда вы так правила хорошо знаете?

- Так я ж не всю жизнь в автобусе толкаюсь. Были и у меня колеса. Да пришлось продать за полцены, когда в девяносто восьмом случился этот… обвал. Ну, сами знаете…

- Знаем. Продолжайте ваши показания относительно ДТП.

- А что продолжать? Я так понимаю - этот загодя подъехал и так метров… ну, за десять… двадцать от силы… стоял и высматривал. Поджидал.

- Вы это лично видели, как он там стоял?

- Не совсем. Я больше слышал. Оно как сначала было - я вон по той тропинке напрямик на остановку вышел и все время налево смотрел, откуда маршрутка идет. Потом стал прикуривать, повернулся к ветру спиной и не заметил даже, откуда этот джип вылетел. Но зато услышал - слева этот «талалихин» ударил по газам, аж мотор взревел! И пошел вроде как на таран. Вот тут обе машины у меня в поле зрения и оказались. С этого момента я все видел: и как подрезал, и как уходил на скорости, и как джип со столбом обнялся.

- А номер «жигуленка» в поле вашего зрения случайно не вошел?

- Скорблю, но нет. Дым как раз в глаза попал. Силуэт машины я, конечно, разглядел. Но не в деталях. А когда слезу протер, он уже далеко был.

- Вот вы говорите, «который в «жигулях». Вы разглядели - там, в салоне только водитель был или еще кто-то?

- Не уверен, не скажу. Я так, условно единственное число употребляю. Не в отношении людей, а в отношении машины.

- Вы какую-то фамилию упомянули. Знакомый ваш? Говорите, никаких деталей не разглядели? Странная вас слеза прошибла. Номера машины не увидели, а того, что за рулем сидел, опознали, да еще со спины. Как его фамилия?

- Окстись, служба! Ой, извиняюсь! Скорблю… Если вы насчет Талалихина, так это ж летчик, Герой Союза, который в сорок первом немцев таранил.

- А, герой… так это вы вроде как сравнение употребили?

- Точно! Во-первых, потому, что там таран - и тут таран. А во-вторых, потому, что тот, который в джипе сидел, еще хуже немца.

- Гражданин, давайте не будем отвлекаться не по делу. Встаньте еще раз вот сюда и покажите нашему оператору рукой направление движения «жигулей» с того момента, когда они попали в ваше поле зрения. И без примеров из истории, пожалуйста. Молча: встал, показал… все! Встал там, где стоял! Теперь показывай, куда джип двигался, только молча. А теперь - откуда «жигуль» вынырнул… молча, я сказал! Встал, показал!…

- Ты еще прикажи: упал, отжался.

- Разговорчики в строю!

(конец расшифровки).

Известие об автокатастрофе под Семейкой Федорин воспринял философски. То есть - с определенным отстранением.

Первая реакция была естественной: слава Богу, что не я.

Последующая тоже соответствовала норме: доездились!

Затем посетило легкое раскаяние: все-таки покойник не чужой человек, учились вместе. Правда, давно, еще в школе. А после от него никаких попыток сближения. Правда, Теще квартиранта рекомендовал. И на том спасибо.

Дальнейшие упражнения ассоциативного мышления грубо прекратил шеф. Он даже не вошел, а влетел в редакцию. Как всегда - без «здравствуйте» или хотя бы «привет». И заорал с порога:

- Федорин, что у тебя с этими твоими… дикими кобылицами?

- Пока без изменений. Теща залегла в своем Новозадвинске на дно и носа не кажет. Боится, что привлекут за ложные показания. А жена все еще лечится и параллельно нашла себе занятие: записалась на курсы предсказательниц. Вечерние…

- Везет же некоторым! Но я тебя не про родню, а про отдел спрашиваю.

- А, про этих… Тоньку с Надькой? То есть, Надежду с Антониной. Одна в санатории инфаркт долечивает, а у второй скоро гипс снимут. Нога вроде нормально срослась.

- Вот и хорошо. Готовь их морально, что им обеим предстоит продолжить курс лечения, но уже за свой счет. Такие вот коврижки.

- Не понял, шеф, это что - сокращение штатов? Или «на фиг с бала» безо всяких церемоний? Без компенсаций и вышибального пособия. За что?

- Во-первых, пока что не с бала, а в отпуск. Но безоплатный. И не «за что», а «почему». А потому, что хозяин еще дома, но венки уже выносят.

- Не понял…

- А что тут понимать, Федорин? Спонсор, литературно выражаясь, гигнулся. А по-простому - звезданулся. Что, опять не понял?

- Ага.

- Чего ты не понял, Федорин? Есть ли у нас вообще спонсоры или мы с паперти кормимся?

- Вроде того.

- Олух царя небесного, Чернышевский недоделанный, да если бы мы жили только на подписку, то не хватало бы даже на презервативы, чтобы не плодить себе подобных. Дошло? Ты на календарь в последний раз в каком классе смотрел? Небось, не позже пятого.

- Да нет, я просто думал, что у нас - как у всех. Реклама там всякая, поздравления платные.

Шеф от возмущения даже перешел с крика на сип:

- Поздравления? «Дорогого прадедушку, дедушку, отца и супруга все его правнуки, внуки, дети и жена поздравляют с 90-летием и ждут - не дождутся, когда же ты, наконец, сдохнешь и твои дача с квартирой, наконец-то нам достанутся, а то ты, старый козел, и так уже половину наследничков пережил!». Думаешь, мы с этого дерьма хоть что-то имеем, кроме скандалов с налоговой? Нет, Федорин, ты точно чокнутый. И не тем кирпичом, а гораздо раньше. Может, еще в мамкиной утробе.

- Ладно, шеф, убедил. Я чокнутый. Дальше что?

- Дальше - извини. Но ты, Федорин, даже бетонный столб из себя выведешь. Еще дальше - наш неизвестный читателям, но лично дорогой нам спонсор, отец и благодетель надысь отошел в мир иной. И не по своей воле! И жутким образом! Сперва разбился, затем загорелся и, наконец, взорвался. Уразумел?

Тут уже Федорина перемкнуло, да так, что он только стоял и хлопал белесыми ресницами, как старорежимная барышня, которая впервые воочию увидела то, о чем до сих пор только читала на заборах.

Шеф успокоился окончательно и даже перешел с сипа на привычный командный голос:

- Федорин, ты все правильно понял, кто именно у нас разбился, загорелся, взорвался и чья личность в траурной рамке украсит завтра первую страницу возможно последнего нормального номера нашей газеты. Да, он нас кормил, поил и даже баловал. В меру. А теперь и в самом деле - хоть на паперть. Но там много не дадут. Конкуренция.