Максим Кантор - Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова.

Покойного полковника КГБ заметили в компании Курбатского, и перебежчик дал совместные с аферистом интервью — это заставило прессу предположить, что целью российских водолазов был не только беглый гэбешник — но и неустрашимый миллиардер. Мол, заслали водолазов давно, спецподразделение, дескать, уже и к Курбатскому примерялось, рыли чекисты подкоп к усадьбе. В один прекрасный день подкоп вывел бы в мраморный клозет Курбатского, и негодяя настигли бы в самый, так сказать, неожиданный момент. Сядет он задумчиво на унитаз, а его и возьмет за задницу рука закона. Такой был план. А тут полковник подвернулся. На полковнике и проверили — работает ли план утопления в нечистотах.

Я еще раз продумал версии. Поскользнулся? Нет, такие люди на банановые корки не наступают. Толкнул прохожий? Полковников КГБ прохожие не толкают. Раскаялся и покончил с собой? Что ж он так тянул с этим делом? Пока до полковника дослужился, мог уже не один раз раскаяться. Нет, не похоже. Водолазы? Вот на это очень даже похоже. Кто мог нанять водолазов? Российская госбезопасность — раз. Российские воротилы, которые мечтают отнять деньги у сбежавшего коллеги, — два. Сам аферист Курбатский, которому надо изобразить из себя жертву, а для этого все средства хороши, — три. Западная госбезопасность — четыре. Власть российская — пять. И наконец, власть западная — шесть. И той и другой власти скандал на руку, и кому, скажите, и когда скандалы мешали? Вот такой список заинтересованных лиц. Интересно в такой истории участвовать, как вам кажется? Мне было неинтересно.

Я приехал домой, в свою однокомнатную нору, надел шлепанцы, поставил чайник. Потом позвонил Сергею Ильичу Татарникову — и сутулый историк пришел ко мне на чай. Он постучал в дверь, а я даже спрашивать не стал, кто там. Думаю, если им надо, они просто через дверь выстрелят. У меня дверь не бронированная. Распахнул — а там стоит милый Сергей Ильич, улыбается. Против обыкновения водки мы не пили, как-то не пилось мне в тот день. И не то чтобы хотелось сохранить ясную голову. Но когда муторно на душе, водка не спасает. Я рассказал Сергею Ильичу всю историю. Про это, конечно, и по телевизору говорили, но Татарников телевизор не смотрит, газет не читает: думает, у Тацита давно уже все написано.

Я спросил его, не написано ли, часом, у Тацита, что случилось в Лондоне с полковником госбезопасности, а главное, как бы мне слетать в Альбион — и не угодить в канализацию?

— Боитесь? — Татарников меня спросил.

— Очень даже боюсь.

— А напрасно, голубчик, боитесь. Неразумно это.

— Как же не бояться? Если они решили всех подряд топить в говне… — Тут я остановился. Неужели теперь и я на очереди?! Стоит такая очередь на утопление, подходишь, спрашиваешь, кто последний, пристраиваешься в затылок… И одного за другим кидают в говно… пока до тебя не дойдут. Моя жизнь висела на волоске над люком в канализацию — так мне казалось в тот момент, — и чья-то невидимая рука уже приготовила ножницы.

— Топить в дерьме? — переспросил Татарников. — Полагаете, они только сейчас начали этим заниматься? Раньше нас в дерьме, вы считаете, не топили? — На такой простой вопрос я ответить не решился.

— Не надо про это громко, Сергей Ильич! — Я показал на стены и потолок, приложил палец к губам.

— Думаете, КГБ за вами охотится, чтобы бросить в канализацию?

Ох, не надо произносить это слово, не надо про КГБ! Скажешь вслух, и воздух в комнате делается какой-то душный. Я вздохнул — а не дышится, грудь сдавило.

— Не знаю, кто решил топить, — сказал я осторожно. — Тут много заинтересованных сторон. Но, допустим — просто как вариант, — что это КГБ.

«Как вариант» — любимое выражение следователя Гены Чухонцева, я у него научился.

— Хорошо, допустим как вариант. Теперь скажите, что же такого плохого в КГБ? Почему этой организации все боятся?

— Как — что плохого?!

— Ну что?

— Сами, что ли, не знаете… — Я посмотрел вокруг, поглядел на вентиляционное отверстие и закончил фразу бодро: — Сами, что ли, не знаете, что у них много врагов.

— Сейчас миром — поправьте, коли ошибаюсь, — правит всеобщее КГБ, все современные правители состояли или состоят в органах. И бывший президент Штатов Джордж Буш-старший оттуда, и российский премьер Путин, и вице-премьер Иванов, и госсекретарь Америки, и все остальные, кого ни возьми. Помните, Достоевский говорил: мы все вышли из «Шинели» Гоголя. Так вот, все теперешние правители вышли из шинели Дзержинского, и зачем же этого стесняться? Давайте согласимся с простым фактом: если всем миром правит госбезопасность, как можно обвинять этот институт в нарушении статуса свободы? ГБ свободу дозирует и распределяет. Как бюджетные деньги, например.

— А Курбатский? Тоже оттуда?

Сергей Ильич закурил, пустил дым к потолку. Отхлебнул чайку, поморщился. К такому напитку он был не приучен, не понравился ему чай.

— Вам приходилось, голубчик, читать переписку царя Иоанна Грозного с перебежчиком Курбским? — Я привстал от изумления, но Татарников жестом успокоил меня. — Нет-нет, не с Курбатским, а с князем Курбским. Фамилии схожи, но это два разных лица. Курбский давно жил. И переписывался с Грозным.

Я развел руками. Про Ивана Грозного я смотрел кино, а вот писем царских не читал. О чем и сообщил Татарникову.

— Зря, голубчик. Поучительное чтение. Князь Курбский от царского гнева бежал в Литву, а царь послал ему письмо, чтобы тот вернулся и предстал перед судом. Курбский ответил, что возвращаться не желает, мол, на Руси произвол, и тогда царь написал ему снова, привел аргументы. Смысл писем был такой: если я царь — то ты просто обязан приехать и сесть на кол. Ведь ты признаешь, что я царь, этого не можешь отрицать? А если признаешь меня царем и знаешь, что царская власть от Бога, о чем вообще спор? То, что я с тобой хочу сделать, и есть твоя доля, другой нет. И спорить тут не о чем.

— А что Курбский?

— Он был образованный человек, придумал выход. Написал письмо, в котором доказывал, что в свите царя есть Антихрист. А если так, то власть Грозного не от Бога. А если власть не от Бога, то Курбский не обязан ее уважать. Это было письмо, которое сегодня охотно опубликовала бы зарубежная пресса. Впоследствии такие письма писали довольно часто: Федор Раскольников написал схожее письмо Сталину, например. Ответ на обвинение прост. Царь Иоанн ответил незамедлительно.

— Что он ответил?

— Смысл ответа в том, что институт монархии можно рассматривать только с точки зрения монархии, а не со стороны, — если ты не противник этой конструкции в принципе. Также и логика Сталина состояла в том, что история строительства коммунизма такова, какова она есть, — и если вам не нравится строить коммунизм, не считайте себя коммунистом, вот и все.