Юлия Климова - Как понравиться маньяку

Остановив машину около ярких ларьков, он вышел купить цветы и еще что-нибудь к чаю. Непонятное волнение охватило Максима Григорьевича. В первый раз он серьезно задумался о том, какая же девушка ждет сейчас встречи с ним. На миг слово «последняя» изменило свое значение. А если она последняя для него, если больше никогда не захочется ему смотреть на другую? Помедлив, Кочкин купил пять роз и самый дорогой торт.

Дверь долго не открывали, Капитолина Андреевна даже занервничала и дернулась к квартире одноклассницы, но замок вдруг залязгал, раздалось короткое: «Проходите», и перед глазами появился окутанный полумраком силуэт.

– Лампочка, как назло, перегорела, – услышал Максим Григорьевич недовольный женский голос. – На кухню проходите.

Голос показался знакомым.

Сняв обувь, малочисленное семейство Кочкиных вырулило на кухню. Первое, что привлекло внимание Максима Григорьевича, это разлапистая пальма, стоящая на полу около холодильника, и только потом, налюбовавшись широкими листьями с короткой бахромой, он поднял глаза на девушку.

Леська уже минуту крепко сжимала спинку стула. Все попытки объяснить происходящее разбивались о сплошную стену шока. Первое, что она подумала, увидев Кочкина, что все это шутка и Ника так решила ее разыграть. Но сердце, дико запрыгавшее в груди, отвергло эту версию: слишком уж ситуация была настоящей, да и присутствие матери «жениха», а также его изумленный взгляд убеждали в обратном. Сначала Леська почувствовала себя идиоткой, потом подумала, что идиот на самом деле Кочкин, потом пришла к выводу, что они оба – два абсолютных идиота. Она бы еще много чего надумала, если бы поток ее мыслей не прервал довольный голос Капитолины Андреевны:

– Лампочка перегорела, понятное дело, вот что значит жить без мужчины…

Дальше Капитолина Андреевна еще что-то говорила, но из присутствующих на кухне ее никто не слышал. Леська и Кочкин неотрывно смотрел в глаза друг другу.

Максим Григорьевич вообще ни о чем не думал, в голове стучало только одно слово: «последняя, последняя, последняя…» В какой-то момент оно резко видоизменилось и превратилось в «одна на всю жизнь». Он тряхнул головой и часто заморгал.

– Я гляжу, вы вареники приготовили, мило, очень мило, – сказала Капитолина Андреевна, усаживаясь за стол. – Кабачочки какие замечательные, сами мариновали?

– Сама, – выпалила Леська и с вызовом посмотрела на «свекровь». – Рецепт дать? Кстати, меня Олесей зовут, – на лице ее заиграла озорная улыбка.

– Максим Григорьевич, – представился Кочкин, и в его глазах мелькнул ответный озорной блеск. Он протянул розы и торт. – А это моя мама, Капитолина Андреевна.

На теплые вареники, выложенные на тарелке полукругом, Максим Григорьевич взирал опасливо и даже нервно. Помня зубодробильный пирог «Вишневый сад», он боялся отведать еще что-нибудь, приготовленное заботливыми руками Олеси. Но, увидев, как мать жадно поедает промасленные комочки, не удержался и последовал ее примеру – вкус оказался отменный.

Капитолина Андреевна цепко следила за последней претенденткой на роль жены сына. Девушка пока была молчалива, что вполне можно списать на скромность. Это хорошо. Явных физических недостатков нет, симпатичная. Цвет волос, конечно, оставляет желать лучшего, но этот минус можно исправить.

– А вы были замужем? – поинтересовалась Капитолина Андреевна, накладывая на тарелку грибочки с луком.

– Нет, – соврала Леська и, еле сдерживая улыбку, посмотрела на Кочкина. Уголки губ его дрогнули и тоже поползли вверх.

Леська почувствовала, как по телу ее разливается смесь счастья и детского задора. Она будто разложила перед собой незнакомую игру и теперь, кидая кубики, просто наблюдала, куда же судьба приведет ее фишку. Капитолина Андреевна задавала вопросы, Леська отвечала. Врала она или говорила правду, не имело значения – Кочкина-то все равно не обманешь, все равно не проведешь.

– А Максим у нас следователь, – важно выдала Капитолина Андреевна. Этот козырь она всегда доставала с гордостью.

– Маньяков наверняка ловите, Максим Григорьевич? – спросила Леська.

– Ловлю, – кивнул он. – Вот сегодня как раз одного поймал, он женщин душил.

– Спасибо вам.

– За что же?..

– За то, что поймали.

Капитолина Андреевна недоуменно дернула плечом. Творится что-то непонятное: невозможно определить, нравится девушка Максимушке или нет.

– Оставлю вас ненадолго, – сказала она, – пойду навещу одноклассницу. Давненько я с Ниной не виделась.

Уходить очень не хотелось, но, может быть, когда она вернется, ситуация наконец-то прояснится – Максим определится. Да и надо поговорить с Ниной, может, та сообщит что-нибудь интересное об этой Олесе.

Когда дверь хлопнула, Кочкин отодвинул тарелку и пересел к Лесе на мягкий диванчик кухонного уголка. Некоторое время они молчали, потом одновременно вздохнули, посмотрели друг на друга и захохотали.

– Такого не бывает, такого просто не бывает… – хихикала Леська.

– Я захожу, а тут вы, я чуть не упал… – вторил Максим Григорьевич.

Они успокоились так же резко, как и начали смеяться. Часы на стене тикали, подталкивая их друг к другу, но смущение, робость и дурацкая гордость заставляли сидеть на месте.

– А я ведь расстроился, когда сегодня уходил от вас, – наконец-то сказал Максим Григорьевич, – думал, уж не увидимся.

– И мне было грустно, – призналась Леська.

Сейчас она сама не узнавала себя: слишком тихая, слишком покладистая.

– Чья это квартира?

– Никина.

– Уютно. А вареники откуда?

– Мама Ники приготовила, – ответила Леська.

– Вкусные.

– А вы почему спросили? Думаете, у меня руки не оттуда растут? Вареники наляпать не сумею?

– Нет, отчего же…

На Леську вдруг неожиданно навалился стыд, а воспаленная гордость зашевелилась внутри толстым червяком. Теперь Кочкин будет думать, что она законченная неудачница, встречается с мужчинами чуть ли не по объявлениям. Ах, я никому не нужная, обратите на меня внимание! Как же глупо-то все вышло! Конечно, он тоже хорош, явно мамаша крутит и вертит им, как хочет, но от этого почему-то еще хуже… Какого же он теперь о ней мнения… Считает, что она даже вареники не умеет лепить… Да, не умеет, и что такого… В голове у Леськи началась настоящая путаница, в душе, впрочем, тоже. Ей жутко не хотелось выглядеть перед Максимом Григорьевичем глупо и жалко, а сейчас она себя чувствовала именно так. Хорошее настроение испарилось, и на его место в качестве самозащиты пришли раздражение и злость.

– Может быть, вам и мой пирог не понравился? – спросила Леська, отодвигаясь.

– Вишневый? – щеку дернуло только от одного воспоминания о «Костлявом саде».