Жан-Кристиан Птифис - Железная маска: между историей и легендой

Что касается маски, то эта идея пришла к нему словно бы сама собой. Во время остановок в пути, когда меняли лошадей и когда заключенному разрешалось выйти из своей наглухо закрытой клетки для приема пищи и сна в реквизированном «по приказу короля» помещении, маска гарантировала, что его никто не узнает. А быть может, в руки Сен-Мара случайно попала рукописная газета, выпущенная несколькими месяцами раньше: «Париж, 7 декабря 1686 года. Несколько дней назад в Бастилию доставили кавалера и молодую даму, имена которых скрывались по важным причинам . Дама была в маске, а голову кавалера закрывал тапабор (большая шляпа с отогнутыми полями. — Ж.-К. П. )» {52} 52 Речь шла о некоем Иоганне Бееке, выдававшем себя за резидента в Париже курфюрста Бранденбургского, ландграфа Гессенского и ганзейских городов, и его жене. Они оказывали содействие в переправке за границу вещей «религиозных раскольников» (гугенотов). Оба оставались в Бастилии всего несколько дней, после чего были выдворены из Парижа (Arsenal, Mss. 12 534). . [295] BnF, Mss., Fr. 10 265, f° 193 v°. Если Сен-Мар позаимствовал идею маски из этой газеты, то, скорее всего, его вдохновили следующие слова: «…по важным причинам». Во всяком случае, в тот момент или в какое-то иное время он понял, что маска является идеальным инструментом для улучшения в общественном мнении его собственного имиджа, столь сильно пострадавшего за время пребывания в Эгзиле. Маска не только привлекала внимание к заключенному, но и повышала престиж тюремщика. Это был реванш посредственного, озлобленного человека, вынужденного долгое время исполнять унизительную службу, быть на вторых ролях!

Но Сен-Мар пошел значительно дальше. Он использовал инструмент, который был способен сильно поразить воображение людей, инструмент, некогда применявшийся как средство пытки, железный шлем, которому предстояло служить отнюдь не на поле битвы. Именно в этом состояла его гениальная находка, драматизировавшая ситуацию и подхлестнувшая молву. Карнавальная полумаска может заинтриговать на мгновение, тогда как железная маска на долгое время поражает воображение. Не зря же мы говорим о ней и спустя три века! Сен-Мар торжествует. «Я могу заверить вас, монсеньор, что никто на свете не видел его, а то, как я охранял его на протяжении всего пути, у каждого вызывало желание узнать, кем может быть мой заключенный». Везти по альпийским дорогам фантом в железной маске, озадачивая подобным зрелищем каждого встречного и сея смятение среди зевак, — не этого требовало от Сен-Мара начальство! Но кто из вышестоящих мог упрекнуть его за такой образ действий? Он ведь не раскрывал секретов, он просто порождал слухи! А может, в министерстве и не знали ничего об этом его изобретении? Ни разу в своих письмах он и словом не обмолвился о пресловутой маске, по поводу которой многие поколения историков и исследователей-любителей тщетно строят догадки. Сен-Мар, умевший извлечь выгоду из всего, ни разу не осмелился потребовать у министерского начальства вознаграждения за это свое изобретение, тогда как за любые другие, даже самые малейшие расходы, он выставлял счет, например за портшез и за оплату носильщиков.

Здесь необходимо еще раз обратиться к тому, что написал 4 сентября 1687 года Луи Фуке, епископ Агдский, и проанализировать этот весьма примечательный текст в свете того, что мы знаем теперь о характере губернатора острова Святой Маргариты. Позволю себе еще раз процитировать его, дабы читателям были более понятны последующие рассуждения:

«Мсье де Сенк-Мар ( так! ) перевез по приказу короля государственного заключенного из Пинероля на остров Святой Маргариты. Никому не известно, кто он, поскольку запрещено произносить его имя, и существует приказ убить его, как только он назовет себя. Он был закрыт в портшезе и имел на лице железную маску. Все, что удалось узнать от Сенк-Мара, это то, что заключенный много лет находился в Пинероле и что не все люди, которых считают умершими, мертвы . Вспомните о Башне забвения у Прокопия…»

Из текста явствует, что Сен-Мар сделал все возможное, чтобы внушить окружающим, какая важная особа его заключенный, овеянный некой тайной: не только никому не известно, кто он, но и существует приказ тщательно скрывать это, причем строгость приказа подчеркивается распоряжением убить на месте сего несчастного, если он осмелится выкрикнуть свое имя какому-нибудь прохожему. У окружающих должно было создаваться впечатление, что этот человек представляет собой по крайней мере не менее важную персону, чем Фуке или Лозен. Упоминаются два атрибута таинственного путника: портшез, символизировавший его высокое социальное положение, и маска, которая должна была скрывать его от всякого, кто его знает.

Рассмотрим, как характеризуется в этом тексте роль Сен-Мара. Он не довольствуется самопроизвольным зарождением и распространением слухов, но активно вмешивается, прямо подпитывает их. Именно он рассказывает, что человек в маске — заключенный, который долгое время находился у него под стражей в Пинероле, и он же произносит таинственную фразу о том, что «не все люди, которых считают умершими, мертвы». Это загадочное высказывание не только возбуждает любопытство, но и направляет исследователей на поиски некоего человека, которого умышленно объявили умершим. Какое открытие! Если уж до того постарались обмануть общественное мнение, что объявили умершим этого человека, то, стало быть, он владеет государственным секретом чрезвычайной важности! Вполне вероятно также, что и информация пятнадцатилетней давности, касавшаяся самоубийства слуги графа де Лозена, имеет своим источником не кого иного, как Сен-Мара. Это должно было подчеркивать атмосферу страха, царившего в донжоне крепости… Сен-Мар умело пускал в игру все, что могло повысить его престиж. Для этого он готов был прослыть и неумолимым тюремщиком.

«Башня забвения» Прокопия заставляет вспомнить произведение этого византийского историка VI века, умершего в Константинополе в 562 году, известное под названием «Тайная история», — памфлет, в котором критикуются тирания и коррупция византийских правителей. Это произведение нашел и опубликовал в 1623 году Никколо Алеманни, итальянский эрудит, библиотекарь Ватикана. В Париже издание этого труда Прокопия появилось в 1663 году. Правда, в «Тайной истории» речь идет не о «Башне забвения» (автор напутал в этом отношении), а о системе подземных тюрем, «каменных мешков» под дворцом императрицы Феодоры, в которых эта бывшая проститутка, ставшая супругой императора Юстиниана, держала своих противников из числа высшей знати {53} 53 Неточность автора. Очевидно, что в сообщении Луи Фуке речь идет не о «Тайной истории», а о другом сочинении Прокопия Кесарийского — «Войне с персами». Именно здесь описывается «Замок забвения» (или «Башня забвения», Анушбард) в древней Персии, который не раз служил местом заточения высочайших особ. В частности, туда был заключен персидский шах Кавад (488–497, 499–531), о чем и рассказывает Прокопий: персы «совсем не хотели предавать смерти человека царской крови и решили заключить его в крепость, которую называли Замком забвения. О том, кто попадал сюда, закон запрещал в дальнейшем упоминать, и смерть была наказанием тому, кто произнесет его имя» (Война с персами, 1, 5, 7–8; перевод А. А. Чекаловой). ( Прим. ред. ) .