Юлия Чернова - Павильон Зеленого Солнца

Да, дедушка был в деревне как раз в ночь убийства. У него там брат, и дедушка обычно посещает его раза два в месяц. Брат старший, ему уже исполнился сто один год. В прошлом году его даже приезжали поздравлять из столицы.

Тут Элен подняла глаза и перехватила взгляд дедушки, устремленный на нее поверх кружки с чаем. Тотчас морщинистые веки опустились, но Элен прониклась убеждением, что тема беседы старику не понравилась. Недаром он, даже не допив чая, повел разговор о молодости, семье, детях, внуках… Патриция, безропотно готовая приносить в дань вежливости собственное время и силы, слушала не перебивая. Синь-эй заскучала — все эти истории знала наизусть — и убежала играть с детворой. Патриция слушала очень внимательно, и Элен заподозрила, что дело не только в вежливости — похоже, подруга заинтересовалась поэтическими состязаниями, проходившими в рыбачьей деревушке, — на своем веку дедушка повидал их более девяноста, а участвовал в семидесяти. Он и сердце своей будущей жены завоевал, посвятив ей стихи…

— Как поэт Сю-Тей, — ввернула Патриция.

О, это было весьма лестное сравнение, дедушка счел своим долгом запротестовать. Нет, конечно, ему не под силу выразить свои чувства столь глубоко и возвышенно. Но кто сказал, что менее глубоки и возвышенны сами чувства?

— Это от его глубоких чувств жена ушла в монастырь? — не выдержала Элен.

Патриция сделала страшные глаза и не стала переводить. Дедушка, однако, не обошел этого вопроса. Патриция объяснила:

— Он болел. Жена дала обет — стать монахиней, если муж поправится.

Элен почувствовала, что наступает черед поучительных примеров из прошлого. Но она решительно не желала знать, сколько тайанских дам расстались со своими горячо любимыми мужьями ради их спасения. Воспользовавшись секундной паузой, сказала:

— Простите, что возвращаю ваши мысли ко дню сегодняшнему. Неподалеку произошло преступление. Трудно думать о чем-либо другом, пока убийца на свободе.

Голос дедушки звучал все так же тихо и ровно, но взгляд стал цепким и неприязненным.

— Раньше юные дамы интересовались поэзией и природой. Неужели теперь вкусы изменились?

Элен сразу вспомнилось, как Эндо бросил: «Европейских читателей порадуют наши несчастья».

— Постарайся перевести дословно, — обратилась она к Патриции. Заговорила, глядя старику прямо в глаза: — Да, я журналистка, но не собираюсь никого развлекать этой историей. Рассказывать о несчастьях просто так — значит превращать читателей в толпу зевак, которые ничем помочь не могут, только стоят и глазеют.

Элен говорила запальчиво, и Патриция толкнула ее локтем: «Сбавь тон». Элен и не подумала — слишком накипело.

— Не сказать, как помочь беде (если помочь нельзя, то как предотвратить новую), — значит вселить в сердца панику, испуг, убеждение, что справедливости нет. Не говоря уже о привычке равнодушно взирать на чужие беды.

Элен передвинула по столу чашку так, что расплескала чай. Патриция замерла. Бесшумно подошла хозяйка павильона, быстро и ловко вытерла стол. Дедушка сохранил полнейшую невозмутимость, но Элен померещилась в его глазах улыбка. Патриция перевела его вопрос:

— Многие ли понимают это, когда берутся за перо?

— Я понимаю.

Теперь улыбка зажглась и на губах старика. Он знаком попросил принести вторую чашку чая. Глоток за глотком, слово за словом — разговор начался. Дедушка рассказал, как приехал в Цуань, встретился с братом. Патриция добросовестно переводила:

— Они сидели на веранде. Ели рисовые колобки. Уже стемнело, в домах зажгли свет. Лишь чайный павильон оставался темным.

— Это их не заинтересовало?

— Нет. Тя-ю предупредила, что заночует в городе.

Элен многозначительно посмотрела на Патрицию: «Что я говорила?»

— Поэтому они удивились, услышав стук каблучков и увидев хозяйку павильона.

— Спроси, ему неизвестно, зачем тя-ю ездила в город?

Патриция спросила, выслушала ответ и расширенными глазами посмотрела на Элен.

— Ну?! — нетерпеливо воскликнула та.

— Накануне обокрали ее дядю, коллекционера.

Элен привстала.

— Что?

— Дядя живет в столице. Много раз приглашал племянницу переехать к нему, но она отказывалась. Не хотела покидать деревню, дом… Случившееся будет для старика страшным ударом. Он очень любил племянницу.

— Разве ему до сих пор не сообщили?

— Нет, он за границей. Уехал три дня назад — покупать какую-то диковинку. Может, уже и разыскали — через посольство.

— Только уехал — и в дом проник вор, — задумчиво произнесла Элен. — Вот почему убийством тя-ю занимается столичная полиция.

Дедушка Синь-эй утвердительно качнул головой.

— Тя-ю сказала, полицейский допрашивал ее полдня, потом повез в дом дяди…

Элен подалась вперед.

— А она не сказала, что украли?

— Сказала, что ничего не пропало, похоже, вора кто-то спугнул. Она помогала составлять каталог, знала все вещи наперечет. Радовалась, что дяде не придется оплакивать утрату коллекции.

Элен с Патрицией подумали об одном: «Лучше бы предстояло оплакать коллекцию». Старик поднес к губам чашку чая. Отпив глоток, заговорил вновь, и Патриция продолжала переводить:

— Тя-ю пообещала приготовить для них чай. Вошла в дом. Больше они ничего не слышали. Подумали, что тя-ю забыла о своем обещании, и понятно — слишком устала. Напоминать не стали, решили — пусть отдохнет.

— В это время убийца судорожно обыскивал домик, — сквозь зубы процедила Элен.

— Потом они встревожились — домик оставался темным. Почему тя-ю не зажгла свет? Перешли улицу и принялись стучать. Никто не ответил. Тогда они раздвинули перегородки и увидели лежавшую на полу тя-ю. Сперва подумали, что ей стало плохо. Затем включили свет и увидели… лицо у нее посинело…

Элен мрачно смотрела прямо перед собой. Патриция сказала:

— Не выжидай они так долго, застали бы убийцу на месте преступления.

— И двумя трупами стало бы больше, — хмуро откликнулась Элен. — Все равно, тя-ю было уже не спасти. Убийца набросился на нее сразу, как она вошла… Что говорят об этом в деревне?

— Говорят, полицейский из столицы очень важный, кричал на Чжан-Ченя из-за того, что зеваки затоптали следы. А Чжан-Чень изо всех сил гонял мальчишек, но попробуй уследи за ними — в бамбуковую трубочку пролезут.

— Следы? Какие следы?

— Убийца выпрыгнул из окна второго этажа.

— Правильно, — перебила Элен. — Через двери выйти не мог — напротив пировали дедушка с братом… Так следы затоптали?

— Да, днем. Однако еще ночью дедушкин брат разбудил Чжан-Ченя (дедушка лежа читал молитвы, отгоняя от мертвой злых духов). Они взяли собаку и прошли по следам до самой дороги — там убийца сел в машину и уехал.