Иоанна Хмелевская - Роман века

Я досконально его осмотрела, на четвереньках облазила его вокруг, и чуть не обнюхала. Он был не в лучшем состоянии и требовал обновления. Замочек одного из ящиков был поврежден, а вся поверхность была покрыта многочисленными царапинами, одна из которых, сбоку, по форме походила на морского конька. Зависть привела к тому, что в памяти сохранились мельчайшие детали предмета мечтаний. У этой Басеньки действительно было слишком много всего! И большие чувства, и комод, не говоря уже про вольво, не знаю, заслуживает ли всего этого женщина, которая не держит дома соли и сахара!

Простота узора позволяла спокойно занять мысли чем-либо другим, для работы нужны были только руки. Неизвестное имя собственного мужа до сих пор меня беспокоило, но эта неприятность не столько уменьшилась, сколько отошла на второй план, смещенная комодом, тем более, что с предыдущего вечера я мужа и не видела. Его было слышно в помещении рядом, где он тяжело и добросовестно работал вместе с помощником. Я надеялась, что помощник обратится к нему так, чтобы прояснить дело, скажет например «пан Каэтан», или «пан Ипполит», или, на худой конец, «пан Зенек», это безразлично, в любом случае из этого можно будет выяснить как его окрестили, другого способа добыть информацию я не видела. Перед тем, как приступить к работе, я обыскала всю комнату внизу, думая, что найду какой-нибудь документ, письмо, бумажку, на которой увижу имя хозяина дома, но убеждение оказалось ошибочным. Чертова прислуга, отправляясь в отпуск, поубирала все с нечеловеческой тщательностью. Вместо имени я нашла поразительные количества сахара в четырех сосудах, расставленных в самых неожиданных местах. Две сахарницы стояли в библиотеке, среди книг, одна в баре, среди бутылок, а одна – под телевизором. Я подумала, что соль скорее всего найдется в коробке с пылесосом. Кроме того меня сильно нервировал страшный скрип двери, которую по этой причине пришлось оставить открытой, чтобы не сообщать пронзительным визгом о каждом передвижении.

Занявшись размышлениями я чуть было не пропустила момент выхода за покупками. Я машинально глянула в окно, чтобы проверить погоду, и на мгновение остолбенела.

В окне торчала губа. Это была такая страшная губа, что прежде чем я припомнила, что все губы, прижатые к стеклу, производят не самое лучшее впечатление, испытала потрясение. Я даже удивилась, что не закричала, не грохнулась в обморок и не впала в истерику. В первый момент мне показалось, что это муж, что казалось еще более ужасным, потому как все это время его было слышно рядом, и ему бы пришлось раздвоиться, но вскоре заметила разницу. Губа была толстой, широкой, имела рыжий окрас и тупо, ритмично двигала челюстью. С минуту она позволила смотреть на себя, после чего исчезла.

Я превозмогла одеревенение. Твердо решив не давать терроризировать себя губам без туловища, я выскочила наверх. Бросилась к кухонному окну, потом к двери и успела еще заметить владельца губы. Он медленно перемещался вглубь улицы и производил впечатление недоразвитого, обшарпанного дебила.

Нет, то, во что я впуталась, не было спокойной жизнью. Даже в машине я не перестала нервничать, потому что документы Басеньки вылетели у меня из головы, я не оставила их дома и имела при себе все, что грозило мне пятилетним заключением. Ни разу в жизни я так точно не соблюдала правила движения!

Следующее потрясение ждало меня ближе к вечеру, когда, отработав свое, я вернулась наверх. В прихожей, услышав звонок телефона, я с перепугу не смогла вспомнить, где он стоит. В голове пронеслось, что будет глупо, если появится муж и увидит, как я разыскиваю эту адскую машину по всей мебели. Если звонят ему, придется его позвать, а я не знаю имени, я не смогу узнать, не ошибка ли это, лучше будет если трубку возьмет он, а если звонят Басеньке, то вообще непонятно, что делать. Одновременно меня осенило. Из-за амуров пана Паляновского я должна была сдуреть окончательно, если мне до сих пор не пришло в голову, что у меня есть телефонная книга, а в книге имя, фамилия и адрес!..

Телефон нашелся сразу, на полочке за кипой журналов. Мне правильно казалось, что он стоит где-то низко. Телефонная книга лежала рядом, я заколебалась что делать в первую очередь и услышала как бежит по лестнице муж. Он появился на пороге, внезапно остановился, удивленно посмотрел на меня и поправил очки. Телефон надрывался.

– Чего ты ждешь? – подозрительно спросил муж. – Возьми это!

Еще чего! В его присутствии?!.

– Сам возьми, – со злостью ответила я, увидев в этом наилучший выход из положения.

– Исключено! Это наверняка тебя! Я… это… Хочу послушать ваш разговор!

Он даже отошел на шаг в холл, демонстрируя тем самым непреклонное намерение не трогать телефон. Я было запротестовала, но пронзительный звук слишком меня раздражал. Не скрывая обиды и отвращения я подняла трубку.

– Алло! – сказали оттуда. – Добрый день, это Викторчак. Муж дома?

Викторчак, так ясно и просто решивший все вопросы показался мне симпатичным. Стало немного легче.

– Викторчак, тебя, – с удовлетворением прошипела я, закрыв трубку рукой. – Да, пожалуйста, он уже идет, – добавила я Викторчаку.

На лице внимательно наблюдающего за мной мужа промелькнул явный испуг. Он заколебался, открыл рот, ничего не сказал, неохотно подошел и взял трубку. Было похоже, что этот Викторчак как-то очень не вовремя. Он стоял с трубкой и смотрел на меня с таким же отвращением, как и я на него. Было видно, что он не хочет начинать разговор, пока я не выйду из комнаты. В подсознании что-то щелкнуло, меня поразило удивительное сходство наших желаний. На его месте, я бы тоже ждала, пока он выйдет…

Меня не интересовали его переговоры с Викторчаком, я забрала у него из-под носа телефонную книгу и демонстративно направилась с ней на кухню. В тот момент, когда я нашла целую кучу Мачеяков и выбирала нужного, муж, просунув голову в дверь, появился снова. Он явно начинал меня настойчиво преследовать.

– Слушай… – неуверенно начал он и внезапно остановился. Он смотрел на меня неуверенно, как бы с сомнением, отчего мне стало не по себе. Я перепугалась, не стерлась ли случайно родинка.

– Слушай… – повторил он. – Чего ты ищешь?

– Прачечную пера, – не раздумывая ответила я, вспомнив о своем праве на странности.

– Прачечную чего?!.

– Пера. Такие белые, из птиц.

– А… На кой черт тебе прачечная пера?

– Для стирки. Перья стирают, когда они грязные.

– А!..

Замешательство мужа было явным. Минуту он неуверенно смотрел на меня, потом вдруг очнулся, будто вспомнив, зачем пришел. Не за информацией о прачечной пера, это уж точно.

– Слушай, когда ты закончишь? – торопливо спросил он.