Галина Куликова - Фантом ручной сборки

Вот и первая остановка, еще немного — и она на месте. Тут в салон вошли два молодых человека — кровь с молоком. В их руках были удостоверения контролеров с черно-белыми официальными фотокарточками и печатями через весь лоб.

— Меня ограбили, — сообщила, Инга, демонстрируя им свою разрезанную сумочку.

— Ага! — согласились контролеры. — И отняли авоську с бутылками. Давай, тетка, вали отсюда.

Троллейбус затормозил, сложил двери гармошкой, и Инга вывалилась из него на тротуар, едва не рыдая от облегчения. Две старухи, вышедшие следом за ней, принялись громко негодовать:

— Вон, гляди, молодая, а уж вся спилась. Смотри-ка на что похожа. Вот стыдобища!

Инга отчаянно покраснела и гордо вздернула подбородок. «Не верю, — сказала она себе, — что только потеря кошелька отличает стоящего человека от никуда не годного! С какой это стати я расклеилась? Немедленно взять себя в руки!»

Она уверенно подошла к зданию офиса, где работал Григорьев, и заглянула в вестибюль. Там никого не было, только охранник сидел на высоком табурете и смотрел на противоположную стену с грустной улыбкой, — вероятно, вспоминал сумасбродную молодость. Инга снова достала телефон и набрала номер.

— Наконец-то! — обрадовался Григорьев — Я в «Веселом дятле» кофе пью. Я тебя ждал, ждал…

— Только никуда не уходи! — попросила Инга.

— Да нет, конечно. Кстати, у меня тут сюрприз!

Инга мышкой прошмыгнула по подземному переходу и взбежала по ступенькам. Кафе было прямо по курсу. Впрочем, путь к нему преграждало неожиданное препятствие. Посреди дороги стоял милиционер в форме, держа за руку зареванного ребенка. Мальчик был маленький и горластый. Он то орал, то выл, то просто топал ногами. Инга стала забирать вправо, чтобы обойти их широким полукругом, но, вероятно, фортуна решила, что именно сегодня стоит от всего сердца наподдать ей под зад коленом.

Увидев Ингу, ребенок внезапно перестал орать и, показав на нее пальцем, закричал:

— Ма-а!

Инга с вытянувшимся лицом засеменила прочь, приседая и шаркая подошвами, словно ей не терпелось добраться до туалета.

— Гражданка, стоять — зловещим тоном приказал милиционер, даже не повышая голоса, и Инга встала как вкопанная.

— Ма-а! — снова взвизгнул ребенок, на нетвердых ногах подбежал к ней и, схватившись обеими руками за плащ, спрятал мордочку в его складках.

— Ну что ты, лапочка! — дрожащим голосом сказала Инга, которая не умела обращаться с детьми и поэтому боялась их до смерти. — Разве я твоя мама?

Ребенок в ответ что-то прогулькал и зарылся в плащ еще глубже. Ясное дело, он потерялся и был в ужасе. Конечно, он не мог спутать свою маму с посторонней женщиной — просто милиционер не подходил ему в качестве утешителя. У него был скрипучий кожаный ремень, шершавые руки и казенный запах.

— Что ты, малыш? — Инга присела на корточки и погладила ребенка по голове. — Сейчас мы поищем твою настоящую маму!

Милиционер тем временем неотвратимо приближался. Выражение его лица, словно барометр-анероид, показывало «бурю». Инга поняла, что он собирается ее четвертовать, не дожидаясь приговора суда.

— Ну? — спросил милиционер. Вероятно, ничего более грозного ему на ум не пришло. — Какие проблемы?

— Проблем — вагон, — призналась Инга. — У меня кошелек украли и еще, глядите, всю облили пивом! Кроме того, я упала и испачкалась и очки утонули в унитазе… А утром с работы уволили.

— И из-за этого вы решили бросить своего сына? — зловещим тоном уточнил милиционер. Он был сердитый, насупленный и клокотал, точно вулкан перед извержением. Инга опасалась, что если он выйдет из себя, то раскаленная лава захлестнет ее с головой.

— Это не мой ребенок! — с жаром воскликнула она.

— Здрасьте! — сказал милиционер и обратился к малышу, словно к свидетелю на допросе:

— Мальчик, это твоя мама или нет?

В ответ на официальный тон малыш отпустил Ингин плащ, зажмурился и завопил так, что в соседнем магазине одежды манекены отшатнулись от стекол.

— Не пугайте ребенка! — рассердилась Инга. — К нему надо ласково обращаться.

— Вы мне, гражданочка, зубы не заговаривайте! — рыкнул милиционер. — Давайте сюда ваши документы!

— Да что вы в самом деле! — вскинулась Инга. — Тут мальчик умирает от горя, а вы!

— Он умирает от горя, потому что вы его бросили! Родная мать!

— Я ему не мать, — запальчиво возразила она. — Если бы я была ему родная мать, он бы сразу перестал плакать. А он ведь орет.

— Он орет от негодования, — заявил милиционер. — Давайте сюда ваш паспорт!

Вокруг них к этому времени уже образовалась толпа, состоящая из пары сочувствующих мужчин и дюжины возмущенных женщин.

— Надо же, сволочь какая! — выдохнула некая добрая тетенька и посмотрела на Ингу круглыми беличьими глазками. — В тюрьму таких мамаш надо сажать.

— Неужели ей отдадут ребенка обратно? — ахнула аккуратная женщина в шляпке, отлично разбиравшаяся в вопросах педагогики. — Она ведь его потом на вокзале кому-нибудь продаст! Я читала о таких случаях….

— Паспорт! — рыкнул тем временем милиционер.

Инга посмотрела в его водянистые глаза с крохотными гвоздиками зрачков и поняла, что нужно во что бы то ни стало добраться до Григорьева. Он был тут, совсем рядом, только руку протяни.

— У меня сумочку разрезали, я же вам говорила! — горячо объяснила она, тихонько пятясь в сторону «Веселого дятла». И приврала:

— Все вытащили: и кошелек, и документы, и даже косметичку с помадой — все!

— Ну да, ну да, — сладким голосом произнес милиционер.

Ребенок в этот момент замолчал, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, открыл на секунду глаза и, увидев, что Инга удаляется от него, побежал следом и схватил ее за край плаща. После чего начал тихо поскуливать.

— Нет, ну вы подумайте! — всплеснула руками бабушка с ридикюлем в руках. — фашистка какая!

— Глядите, мальчик чистенький и опрятненький, — обратилась Инга к милиционеру. — У него наверняка приличная мать, она его, должно быть, ищет.

Говоря это, она достала из сумки сотовый телефон и нажала кнопку «повтор». Телефон послушно набрал номер Григорьева.

— Инга, ты где? — удивился тот. — Мы тебя никак не дождемся.

— Не заговаривайте мне зубы! — рявкнул милиционер. — Паспорт давайте!

— Борис! — простонала Инга. — Я стою возле кафе. У меня неприятности.

— Опять?! Ну, хорошо, мы сейчас выйдем. Кто это там воет?

— Тут у меня ребенок… — Не понял, какой ребенок? — Григорьев возник на пороге кафе с трубкой, прижатой к уху.

Вслед за ним появился его «сюрприз» — Хомутова Надя, красавица и умница, подруга детства, первая любовь, которая отвергла его ухаживания, но с радостью приняла искреннюю дружбу. С тех пор Григорьев, хоть и жил своей жизнью, всегда держал Надю в уме, точно вор план предстоящего обогащения.