Галина Куликова - Фантом ручной сборки

Надя и ее муж, Илья Хомутов, учились с Борисом в одном классе и крепко дружили. Вернее сказать, Хомутов и Григорьев соперничали, добиваясь Надиного внимания. Так они росли и мужали, продолжая его добиваться. Надя долго и тщательно выбирала и в конце концов вышла замуж за Хомутова. Григорьев остался их общим добрым другом и научился делать вид, что все забыто и быльем поросло.

Инга не любила встречаться с супругами Хомутовыми, особенно, конечно, с Надей. Ей казалось, что Григорьев невольно их обеих сравнивает, и получалось, будто бы она участвует в каком-то соревновании. Инге категорически не нравилось ощущение второсортности, которое появлялось у нее в Надином присутствии.

— Инга! — воскликнул Григорьев, подходя к ней широким шагом. — Что это за ребенок? Что вообще все это значит? — И он широким жестом обвел собравшихся, остановившись на милиционере.

— Что значит, что значит? — сердито передразнил тот. — Мы нашли мать брошенного мальчика, вот что.

— Это ты — мать? — не поверил Григорьев и даже отступил от Инги на один шаг. — У тебя есть ребенок? И ты его бросила? — Лицо его выражало такое негодование, точно он был комсоргом, который отловил комсомолку, торговавшую в туалете импортными колготками.

Инга хотела начать оправдываться, но потом взгляд ее упал на румяную Надю, взиравшую на происходящее с живым интересом. Надя была женщиной среднего роста — крепкой, ладной, с прямыми русыми волосами до плеч. Короткий нос придавал лицу задиристое выражение, а синие глаза делали его почти неотразимым. Впечатление портил рот. У Хомутовой был рот скептика.

Встретившись с ней взглядом, Инга тотчас раздумала пускаться в пространные объяснения.

— Ты действительно веришь в то, что я могла бросить своего ребенка? — спросила она у Григорьева, внимательно посмотрев на него.

— Ма! Ма! — заверещал малыш, неожиданно отцепившись от Ингиного плаща, и ринулся сквозь строй сочувствующих ему теток, раскинув ручонки.

Зрители ахнули и попытались его остановить, но тут перед ними появилась расхристанная особа с всклокоченными волосами и размазанной по щекам тушью для ресниц.

— Митечка! — страшным голосом вскрикнула она, в два прыжка оказалась возле ребенка и схватила его в охапку.

Надо заметить, что плащ на ней был в точности такой, как на Инге. Вероятно, мальчик нашел в этом сходстве определенное успокоение.

— Так, — сказал милиционер и, потеряв всякий интерес к Инге, направился к нашедшейся наконец мамаше, которая осыпала свое чадо точечными поцелуями.

Толпа сочувствующих хлынула следом, точно игривая волна за босыми пятками. Зевакам не хотелось пропустить ни одного слова.

— Прямо передача «Жди меня», — пробормотал Григорьев и примирительным жестом взял Ингу за руку. — Извини, пожалуйста. Все это было так невероятно, что я растерялся. А вот тут Надя, — тотчас сменил он тему. — Позвала меня выпить кофейку. Поскольку я все равно стоял в вестибюле…

Он всегда оправдывался, когда отправлялся куда-нибудь с Надей. Несмотря на то что с некоторых пор они были «просто друзья». Однако под горой перин лежала маленькая горошина — их общее прошлое. До сих пор Инга игнорировала подобные ситуации. Она современная эмансипированная женщина, которая выше давности и предрассудков. В конце концов, Григорьев выбрал ее, они вместе уже целый год. И наверняка скоро поженятся.

— Слушай, а отчего ты так выглядишь? — неожиданно нахмурился потенциальный муж. — Ты говорила, у тебя что-то украли?

— Кошелек, — выдавила из себя Инга.

Почему-то именно теперь, когда она, грязная, воняющая пивом и, можно сказать, нищая, стояла перед отутюженным и благополучным во всех отношениях Григорьевым, ей вспомнились слова циничной подруги Таисии. «Мужчины, — говорила та, — измельчали, как креветки. Королевских почти не осталось, да и тех подают только во французских ресторанах».

— Ты в порядке? — спросила Надя, которая до сих пор не проронила ни слова. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— Прекрасно! — заверила ее Инга и махнула разрезанной сумочкой.

— Давайте-ка вернемся в кафе, — предложил Григорьев.

— Не думаю, Борик, что Инга захочет пойти в кафе в таком виде! — одернула его Надя.

— Почему же? — неожиданно возразила Инга. — Очень даже захочу! С удовольствием выпью чашку кофе.

— Послушай, — вполголоса сказала Надя, мягко взяв ее под руку и отведя чуть в сторону. — Может, тебе мои советы до лампочки, но, по-моему, не стоит маячить перед Бориком в рваных колготках и с куриным начесом на голове.

— Спасибо на добром слове, — с чувством ответила Инга. — Пожалуй, я откажусь от кофе, если кто-нибудь из вас одолжит мне денег на машину.

— Пусть Борик тебя сам отвезет.

— Нет-нет, что ты, — возразила Инга. — Ему ведь в любом случае нужно вернуться на работу, вдруг он потом не припаркуется? Зачем так рисковать?

Григорьев, который что-то такое уловил в ее тоне, немедленно обеспокоился.

— Нет; в самом деле, — подступил он к ней. — Я подвезу тебя, Инга. Не стоит рисковать здоровьем. Ты ведь должна еще салат готовить.

А когда они сели в автомобиль, продолжил свою мысль:

— Тетушка Анфиса приедет завтра к восьми часам. Хорошо бы к этому времени накрыть на стол. Бедняжка три года не нюхала цивилизации, надо блеснуть. Сколько у нас там набирается народу? Вроде бы не очень много, так что ты особо не напрягайся.

Инга скосила глаза. У Григорьева было гладкое ухоженное лицо, которое он время от времени освежал весьма приятной улыбкой.

— Кстати, — небрежно заметила Инга, которая меньше всего на свете была расположена устраивать праздник для Борисовой тетушки в такое ужасное для себя время. — Я думаю пригласить Таисию.

— Это та самая подруга детства? — спросил Григорьев недовольным тоном.

— А что? Полагаешь, только у тебя могут быть подруги детства, с которыми стоит поддерживать отношения? — небрежно уточнила Инга.

До сих пор она не показывала Таисию ни самому Григорьеву, ни его окружению. Или, вернее сказать, она не показывала Григорьева своей подруге. Целый год!

Таисия, дважды побывавшая замужем, так сильно разочаровалась в мужчинах, что, если бы на них разрешили охотиться, с удовольствием украсила бы свой дом парочкой чучел. Сама Инга тоже была не в восторге от первого брака.

Чучело своего бывшего мужа она поместила бы над диваном. Федор перебрался на него после того, как потерял работу в научном институте и впал в депрессию. На диване он ел, спал и предавался тоске. В тоске он смотрел все телевизионные передачи, а когда Инга приходила домой, жаловался ей на несправедливое устройство жизни. В стране происходило черт знает что, найти себя в новых условиях таким тонким натурам, как Федор, было непросто. Ни одно дело ему не подходило, поскольку требовало сил, сообразительности и постоянного перемещения в пространстве. Он не был готов к тому, чтобы так грубо ломать себя. Инга, оказавшись без работы, пошла на курсы менеджмента, а деньги, пока не устроилась в турагентство, добывала, торгуя на вещевом рынке.