Жан Эшноз - Высокие блондинки

К примеру, когда стюардесса везла по проходу тележку с напитками, парни одной рукой загребали, сколько могли ухватить, бутылочки бордо и бургундского, а другой, дождавшись, когда она проедет, любовно шлепали девушку по заду; та испуганно съеживалась и оборачивалась к ним с натянутой улыбкой.

— Спокойно, ребята, спокойно! — добродушно увещевали их двое сопровождающих унтер-офицеров.

Один из них, старший сержант, сидел как раз возле Глории. Это был грузный мужчина родом из Уоллеса-и-Футуны; засыпая, он обмякшей грудой вываливался из кресла, но в бодрствующем состоянии даже перемолвился словечком со своей соседкой. У него была спокойная улыбка и бычья шея, он не пил вина и успел поучаствовать во всех французских военных кампаниях за последние двадцать лет — на Коморах, в Ливане, в Нигере, в Габоне, в Персидском заливе и на Красном море. От вооруженных операций в Чаде у него остались весьма противоречивые впечатления, поскольку он воевал то на одной, то на другой стороне.

Второй офицер, высокий красавец негр с темным бездонным взглядом, сразу приглянулся Глории; товарищ представил его как боксера-тяжеловеса французской армии. Самый многообещающий спортсмен в своей категории, так он представил его. Глория тотчас одарила боксера многообещающим взглядом. Доставка демобилизованных солдат на родину невозможна без присмотра таких вот силачей, объяснил ей первый сержант. Иначе они напьются в дым и будут хулиганить на промежуточных посадках, создавая дипломатические инциденты.

Настало время обеда. Глория съела все, что ей принесли, выпила все, что захотела, и продолжала пить даже после того, как погас свет и началась демонстрация фильма. Большинство пассажиров нацепили наушники, только Глория да еще несколько человек рассеянно листали под гул моторов лежащие на коленях журналы. Два часа спустя все спали, даже демобилизованные весельчаки и те угомонились. Глория тихонько встала и направилась к туалету, бросив по пути беглый, но вполне недвусмысленный взгляд на красавца тяжеловеса, надежду французской армии, который присоединился к ней через двадцать секунд и составил компанию еще минут на двадцать. Позже, в Сингапуре, когда местные уборщики в ярко-зеленых комбинезонах начнут дезинфицировать «боинг», Глория посетит лишь дьюти-фри в аэропорту; когда же самолет сядет в Джакарте, она будет крепко спать и совсем ничего не увидит.

На дальних рейсах время — категория весьма неопределенная, с этими часовыми поясами творится вечная путаница. Зато в районе метро «Порт Дорэ» было ровно семнадцать часов, когда Жув, наведавшись по адресу, указанному шурином, пришел к Сальвадору. Тот опять слушал невнимательно, все его мысли были заняты разработкой центральной темы проекта — пылкие высокие блондинки и холодные высокие блондинки.

— Это некий Лагранж, — доложил Жув. — Но от него толку не добьешься, твердит одно: он ее не знает. Изображает из себя хранителя профессиональной тайны. А я уверен, что ему многое известно. Попробую действовать в обход.

Сальвадор, нетерпеливо ожидавший ухода Жува, сказал:

— Отлично, поступайте, как сочтете нужным. — И едва за Жувом закрылась дверь, снова обратился к Донасьенне: — Запиши это. И поехали дальше.

Некоторые высокие блондинки пылкого темперамента устремляются навстречу жизни с распростертыми объятиями. Они оживленно разговаривают, звонко смеются, быстро соображают и пьют не пьянея. Они победно глядят на мир, озаряя его своими безжалостными и щедрыми улыбками. А мир трепещет — иногда влюбленно, иногда испуганно — перед той уверенной, бесстыдной отвагой, с которой они бросаются к нему, бросаются к вам, протянув к своим жертвам прекрасные хищные руки. О, эта пугающая жизнерадостность высоких солнечноликих блондинок!

— Тут можно было бы упомянуть мимоходом, к примеру, Ким Новак. У нас есть какие-нибудь фотографии Ким Новак?

В картотеке нашлось множество кадров знаменитой сцены на колокольне из фильма «Головокружение», [5] «Головокружение» — фильм американского кинорежиссера А. Хичкока, снятый в 1958 г. в том числе вертикально взятый план лестничной клетки (комбинация наезда и отъезда камеры), но Сальвадор, сам подверженный головокружениям, не переносит даже снимков, сделанных с высоты, его сразу начинает мутить.

— Нет, — сказал он, — найди что-нибудь другое. И хватит на сегодня.

— Ладно, — ответила Донасьенна, — ну а холодные?

— Что холодные? — переспросил Сальвадор.

— Высокие холодные блондинки, — уточнила его помощница. — До сих пор мы занимались одними только пылкими.

— Их рассмотрим позже, — решил Сальвадор. — Нельзя успеть все сразу.

Через некоторое время мы увидим Глорию, прибывшую в пункт назначения, в отеле «Darling Harbour», где Лагранж забронировал ей по телексу номер с террасой, выходящей на необъятный Сиднейский залив. Надеясь смягчить последствия разницы во времени, Глория проспала пятнадцать часов кряду, а проснувшись, расположилась на террасе и стала проводить там целые дни в шезлонге в обществе Бельяра.

Карлик, ни разу не появившийся за все время после преображения Глории, возник снова, когда она очутилась в этой комнате в полном одиночестве. Для начала он оглядел ее с головы до ног и воскликнул: «Ну и ну, нет слов! Такой ты мне нравишься куда больше!» В первые дни он полеживал в ногах шезлонга, выряженный в легкую рубашечку и шорты-бермуды, и казался вполне довольным жизнью. Нацепив черные очки карликового размера, беспечно насвистывая, он стриг себе ногти и любовался бухтой, которую бороздили тяжелые пыхтящие катера. Солнечные ванны — но под надежной крышей.

Ибо австралийское солнце не такое, как в других местах земного шара. Оно коварно сжигает кожу еще до того, как нагреет ее; даже в прохладную погоду оно действует не хуже автогена. Да и путь его на небосклоне весьма своеобразен: оно буквально выпрыгивает из-за горизонта, мгновенно испепеляя все вокруг, и так же быстро, минут за десять, исчезает вечером в определенный час, пренебрегая протокольным закатом и сумерками, так что ночной мрак обрушивается на землю, как ястреб на добычу. Служащие отеля, пополнявшие запасы напитков в мини-баре Глории, советовали ей остерегаться солнечных лучей и заботливо раскрывали над ней пляжный зонт. Впрочем, Глория с Бельяром выходили очень редко. И все шло прекрасно.

Однако не прошло и недели, как Бельяр начал проявлять признаки раздражения. Настроение у него резко ухудшилось. Если Глория обращалась к нему, он отвечал неохотно, сквозь зубы, и почти не высказывал своего мнения о погоде. Наконец в один прекрасный день он раскрыл рот, но лишь для того, чтобы сообщить, как ему осточертели это паскудное солнце и эта паскудная терраса, и вообще, не пора ли им выйти из отеля размять ноги? «Хорошо», — сказала Глория. Но, увы, на улице проблема солнца стояла так же остро. Не успели Глория с Бельяром, по-прежнему невидимым для остальных смертных, пройти и сотни метров в сторону пассажирского порта, как они рухнули в первое попавшееся кресло под первым попавшимся тентом, защищающим от жгучего жара киоск с молочными коктейлями. Глория ненадолго вздремнула там, а открыв глаза, обнаружила, что Бельяр исчез: похоже, он воспользовался свободой и сном молодой женщины, чтобы смыться втихую. «Как будто я бы его и так не отпустила», — удивленно думала Глория, возвращаясь в отель, где ей предстояло провести все следующие дни в грустном одиночестве.