Александр Звягинцев - Куда смотрит прокурор?

– Сами оперативной работой потешиться решили, Герард Гаврилович? А что – могете! Что вам в прокуратуре париться с бумажками? У вас же душа, я чувствую, на простор рвется. Вам бы в засаду, в погоню, чтобы пули вокруг свистели!..

– Ну, сразу пули, – хмыкнул несколько смутившийся Гонсо. – Просто шел мимо, а тут эти бегут, один в рясе, я сразу и вспомнил, что в утренней сводке было сообщение о краже в церкви…

– Ну да, понимаю, скромничаете, мол, на моем месте так поступил бы каждый! – не отставал настырный капитан. – Не каждый, ох не каждый! А вы сразу сообразили, что к чему! И в схватку с преступником не побоялись вступить!

– Сами вы преступники! Прислужники гэбэшного режима! – прохрипел вдруг лысый, которого теперь держал своей твердой рукой капитан. И глаза его блеснули нездоровой страстью.

– Так-так, дерьмократ недорезанный, значит, – беззлобно засмеялся капитан. – Тогда айда в застенки ЧК. Там твоя мечта исполнится – станем тебя пытать огнем и мечом, пока не заговоришь! Ну а ты, Аника-воин, что скажешь? Только без грубостей у меня, устал я уже от них сегодня.

Бородатый, кажется, только и ждал, когда ему будет дозволено слово молвить, и торопливо затараторил, путаясь от возбуждения в словах и волосах бороды. Оказался он церковным старостой в божьем храме. Пришел рано утром к запертой церкви, а у двери торчит «этот самый ирод» с сумкой на плече. Да не просто торчит, а ухо к замку приложил и слушает чего-то… Бородатый к нему: ты тут чего? А он – хочу с самого утра, пока никого нет, помолиться, грех на мне тяжелый, ибо есть я утопающий во грехе. Ну, староста его и впустил безбоязненно. Только спросил: а ты чего в рукавицах-то летом? Потому как он в перчатках кожаных был. А этот греховодник отвечает, что экзема у него страшенная на руках – видимо, кара за грехи его юности. Ну, староста не стал ему мешать молиться, ушел прибираться. А потом, будто толкнуло его что, вернулся и видит, как этот аспид ядовитый в алтарь проник и панагиар драгоценный в сумку пихает. Бородатый сначала опешил, а потом на гада так и кинулся. Вцепился в него, не выпускает, кричит изо всех сил, да только услышать их некому. А этот аспид змееподобный вдруг зубами в руку как вопьется!.. Да как впился, ровно крокодил какой! Староста чуть сознание от боли не потерял.

Тут бородатый задрал рукав и показал укушенную руку. Укус был действительно нечеловеческой силы, до крови, рука даже посинела и распухла.

Ну, сознание он не потерял, но разбойника выпустил, а тот в дверь выскочил – и стрекача такого дал, что гнаться за ним было уже бесполезно.

Когда утром пришел батюшка, староста ему все страсти поведал, а тот взглянул на алтарь и обмер. Панагиар пропал. Унес гад паразитский, умыкнул священную утварь! Ну, батюшка, человек молодой и просвещенный, сразу в милицию и прокуратуру звонить стал. А староста про себя решил: раз мой грех, мне и искупать. И сразу на себя обет наложил: пойду в город, буду по улицам ходить, пока злодея не встречу. День буду ходить, неделю, год – пока не найду… И вот Бог над ним сжалился за смирение и усердие – к вечеру смотрит: мелькает в толпе лысая башка. Он за ним, а ноги-то уже от бесконечного хождения как колокола гудят, еле несут. Плетется он за лысым иродом, а догнать не может. И не догнал бы, если бы добрый человек не помог!

Тут капитан подмигнул Гонсо и обернулся к лысому ироду:

– Ну, понял теперь, в чем тебя обвиняют? Так что не дерьмократ ты теперь, а членовредитель и грабитель святых мест.

Разжалованный капитаном «дерьмократ» тут принялся орать про неслыханный произвол, надругательство над правами человека, проклинать советскую власть, откуда все менты родом, и требовать адвоката.

Поорав, малость успокоился и заявил, что ни в какой церкви он никогда не был, про кражу знать ничего не знает. А чего бежал тогда? А чего прикажете делать, если на улице на тебя вдруг бросается психопат в рясе и орет: отдай, что украл, аспид нечестивый! Ну, решил от него просто уйти, а он прицепился, как бульдог, не отвяжешься! И в сумке у него ничего нет, можете сами убедиться.

Сумка оказалась действительно пустой.

– Ну, что будем делать, Герард Гаврилович? – спросил капитан. – Ваш клиент, вы его брали, вам решать.

– Да забирайте вы его для выяснения всех обстоятельств. Надо, конечно, на место преступления съездить, может, следы найдутся, отпечатки пальцев…

– Так он же в перчатках был, – снисходительно напомнил капитан.

Герард Гаврилович, на которого снова накатила зубная боль, страдальчески сморщился.

– Зуб? – сразу догадался капитан. – Так водочкой надо пополоскать, самое милое дело. Значит, уступаете мне клиента, Герард Гаврилович? Благородно!

– Да при чем здесь благородство? – скривился Гонсо, который почувствовал в словах капитана явную издевку. – Просто это дело вашей подследственности, вот и действуйте.

– Ну, коли «нашей подследственности», так уж дозвольте действовать по собственному разумению и согласно кодексу. С этого бородатого страстотерпца я показания сниму да отпущу, пущай грехи замаливает. А аспида задержу. Пусть ночку попреет в обезьяннике, может, подобреет и к утру человеком станет согласно теории ученого Чарлза Дарвина. А утром и следственные действия начнем… Знать бы еще, что такое – панагиар? Как он выглядит-то, борода?

Староста встрепенулся и весьма толково объяснил, что панагиар – это священный сосуд, в котором хранится или выносится из храма просфора – хлеб для причастия. А выглядит он так – две тарели, одна из которых служит крышкой с замочком-запором, на высоком стояне, который покоится на поддоне. Размеров панагиары бывают разных, тот, что украл ирод, был небольшой, в сумку вполне умещался.

– Тарели на стояне, значит. Да еще с замочком-запором… Что, ценная вещь? – осведомился капитан.

– Святая! – воздел глаза к небу староста.

Собственно, на том и разошлись.

Промучавшись всю ночь, изругав себя самыми последними словами за слабодушие, на следующее утро Герард Гаврилович потащил себя к стоматологу, где под вой бормашины выслушал рассказ старого зубного врача о том, что тот помнит зубы всех своих пациентов и не забудет уже до самой смерти. От зубов Герарда Гавриловича в это время шел дым и исходил запах горелой кости.

Из поликлиники он отправился в прокуратуру, где был сразу призван пред грозные очи самого прокурора города Лихоманска Туза.

– Ну, штаны не порвал, когда бандита на улице брал? – грозно прогудел Туз. – Орел! Только учти, зря ты старался! Задержанного твоего отпустили. Санкцию на его арест я не дал. И Мурлатову об этом уже сообщил, а то он что-то очень шустрый стал – чуть что, сразу за решетку, а есть доказательства или нет, его не волнует!