Галина Гордиенко - Сюрприз под занавес

Откуда он тут взялся?!

Тамара зашипела как кошка, подула на пострадавшую кисть и настороженно замерла: что-то не так.

Голоса не те. Тон не тот. Не «Русское радио» и не «Ретро» явно.

Что же тогда?!

Тамара приоткрыла глаза и коротко простонала: за что? За что ей такое? Чем она прогневала Бога, что ее опять будят ни свет ни заря?

Нужно срочно сматываться из Питера. Это не ее город.

Тамара села в постели и раздраженно уставилась на окно: так и есть. Теперь к племяннице прибавилась еще и родная сестрица. Будут пакостить вдвойне. На пару!

Глупая Машка зря на Лельку надеется. Считает — Лелька спать не будет, пока не вычислит вора. Мол, ей на один зуб. Разбежалась!

Тамара хмыкнула: вообще-то Епифанцева на пятьдесят процентов угадала. Лелька не спит. Вот только занята совсем не тем.

«Кстати, что она делает на моем подоконнике?!»

И это — мать!

У Тамары была причина беситься. И уважительная. Потому что сегодня на подоконнике животом вниз лежала не одна Динка. И не одна пара круглых розовых пяток болталась в воздухе.

Тамара стиснула зубы и зачем-то пересчитала пятки — четыре. И само собой — Крыс рядышком.

Милое трио.

Они ее в гроб вгонят.

И вообще — вечером Лелька легла спать в другой комнате! С Машкой. Софи, по счастью, выделила им отдельную спальню. Ха — странно, что сестрица Машку с собой не притащила, явное упущение.

Или она, Тамара, неправильно пересчитала пятки?

Но пяток по прежнему маячило перед глазами только четыре, и Тамара ни секунды не сомневалась — кому принадлежат те, что побольше.

Уж конечно не Машке!

Когда Лелька рядом, Епифанцева отдыхает.

И хорошо, а то хоть в петлю лезь.

На подоконнике чему-то засмеялась Динка, и Тамара приглушенно ахнула: с кем это они там?!

За всеми последними событиями Тамара как-то подзабыла про накормленного домашними пирожками старого нищего. Наверное потому, что вчера утром дед не пришел.

Тамарино лицо пошло пятнами: обожрался гад. Сто процентов — животом маялся, вот и не появился. А этот… с именем… на нее думает. В кафе глазел так, будто в зоопарк случайно попал.

Пятьдесят два пирожка!

Тамара окончательно помрачнела: а если приплюсовать к ним молочный суп, сосиски с тушеной капустой, блинчики с творогом, с мясом, гречневую кашу и…

Лучше не вспоминать.

Тамару затрясло: что-то ее ждет сегодня? Поспать не поспала, то есть день с самого утра снова не задался. И если раньше ее жизнь осложняла одна Динка, то сейчас, на пару с любимой маменькой…

«Боже, спаси меня и помилуй!»

Тамара перекрестилась и попыталась припомнить, готовила ли вчера вечером Вера Антоновна пирожки. Если да, и эти две авантюристки скормили их нищему — катастрофа. Наверняка все опять свалят на нее. Самое печальное — никто не удивится. Поверят.

Ну нет.

Пусть Лелька берет вину на себя!

Тамара отбросила одеяло и на цыпочках проследовала к подоконнику. Ее гнала слабенькая надежда, что она ошиблась. И Лелька, приличная молодая женщина, замужняя, мать двоих детей, беседует не с провонявшим потом и мочой бродягой, а… Ну пусть — с…

Фантазия отказала напрочь.

Несчастной Тамаре в голову лезла всякая чушь. Она по очереди отмела с негодованием цветочницу; страхового агента; спортсмена; газетчика; раннего прохожего, милиционера и дворника.

Пять утра!

Тамара жалела себя до слез. Сурово посмотрела на Крыса, и умный бультерьер прекрасно понял хозяйку. С готовностью ослеп и оглох. Даже отвернулся и с деланным любопытством уставился во двор.

Тамара подтащила стул, с трудом взгромоздилась на него, едва не упав спросонья, и мысленно ахнула: она не ошиблась. У стенки рядком сидели недавний нищий и оборванный, потрясающе чумазый мальчишка примерно Динкиного возраста, может, чуть постарше. Оба с аппетитом уминали — Тамара вздохнула с невольным облегчением: не пирожки, нет! — огромные бутерброды с маслом, сыром, колбасой и яйцами. Как только у них рот открывался!

Тамара осторожно порадовалась, что Вера Антоновна вчера не стала на ночь возиться с тестом, и сползла со стула. Немного подумала, но в кровать не пошла. Решила подслушать, о чем беседует родная сестрица с двумя разновозрастными бомжами. Не о последней же пьесе в ближайшем театре? И не о прочитанной книге.

Тоже — родственные души!

Поэтому Тамара тоже села у стенки. Только в комнате. Широко зевнула, растерла замерзшие ступни — ну и июнь! — и замерла, прислушиваясь.

Конечно, начало беседы она проспала, но не страшно. Лелька с Динкой еще сумеют ее удивить. К сожалению.

—А мне всего четыре,— разочарованно призналась Динка над Тамариной головой. — Мам, мне шесть только через два года исполнится, да?

Лелька ответить не успела. Хрипловатый, совсем не детский голос с улицы подтвердил:

—Точно, через два. Я, знаешь, как считать умею? Вот в школу пойду, лучше училки буду цифрами ворочать.

—Ага,—проскрипел старик.—Способный мальчонка, не врет.

—Как же ты в школу пойдешь,—удивилась Динка,— если ты не живешь нигде? Ранец кто тебе купит, и книги, и карандаши с ручками и тетрадями? Мой брат — его Мишей звать — столько всего в школу несет — ужас, ранец тяжелый-претяжелый…

Старик закряхтел. Мальчишка втянул вихрастую, нечесаную голову в плечи, взгляд его стал затравленным. Лелька поспешно воскликнула:

—А и ничего! Мы что-нибудь придумаем! Вот прямо сейчас возьмем и придумаем! Правда, Диночка?

Тамара похолодела. Сердце ее ухнуло вниз, губы пересохли, она вытянула шею в напрасной надежде, что у Лельки хватит здравого смысла не впутываться в чужую жизнь.

Хоть здесь, в Питере!

Мало ей Череповца?!

Естественно, глупая племянница радостно подтвердила, что мамочка придумает. И бодро боднула пяткой воздух, едва не разбив неосторожной тетке нос. Тамара едва успела увернуться.

Лелька поерзала животом по подоконнику, устраиваясь поудобнее, потом озабоченно спросила:

—Документы у вас какие-нибудь на ребенка есть? Свидетельство о рождении хотя бы.

—Да откуда ж,— пробубнил старик.— Пацан-то приблудный, имя только свое и помнил, когда ко мне прибился.

—Ой!— воскликнула Динка.—А ты не сказал, как тебя звать!

—Серегой, во как,— басовито проворчал маленький нищий.

—Как моего папу,—обрадовалась Динка.— Он тоже — Сережа!

—Правда?

—Я никогда не вру,— с достоинством сообщила племянница.— А ты?

—А я… я… бывает.

Дети замолчали. Лелька осторожно спросила старика:

—Что вы вообще знаете о мальчике?

—А ничо,— крякнул дед.— К чему мне? Малец и малец. Мое дело маленькое — кусок хлеба ему сунуть, ежели есть. Или рубашку какую-никакую выпросить. — Он завозился и неохотно признал:— Народ у нас разный. Порой и подают. Много ль пацану надо?