Лоуренс Блок - Вор с палитрой Мондриана

— Очень благородно с твоей стороны.

— Мне заплатили за работу.

— Неужели? Выписали чек?

— Нет, он заплатил наличными. Двести долларов.

— Да, это нечто. И ты, будучи законопослушным гражданином, конечно же успел доложить об этом своем доходе в налоговую инспекцию, да, Берн?

— Откуда такой сарказм? — возмутилась Кэролайн. — Ведь Берни ничего плохого не сделал.

— Никто ничего не сделал. И тюрьмы битком набиты ни в чем не повинными ребятами, застрявшими там по ложным обвинениям насквозь коррумпированной полиции.

— Одному Господу ведомо, сколько у нас продажных полицейских, — сказала Кэролайн. — И если это не они хватают и сажают ни в чем не повинных людей, тогда я не знаю, чем они там еще занимаются!

— Ладно. Так или иначе, но Берн…

— Кроме того, что обжираются в ресторанах и не платят при этом за еду, — продолжила она. — И торчат без дела на каждом углу, обмениваясь дебильными шуточками, а в это время бандиты насилуют и грабят пожилых дам! Кроме того, что…

— Кроме того, что выслушивают оскорбления от какой-то ничтожной лесбиянки, которой нужен срочный укол от бешенства и намордник!

Настал мой черед вмешаться.

— Давай по существу, Рей. Ты только что зачитал мне мои права. Там сказано, что я вовсе не обязан отвечать на твои вопросы. Так что спокойно можешь перестать задавать их. А вот я задам тебе один. К чему весь этот цирк и что означает…

— Ах, к чему! И что, черт побери, означает? Ты арестован, Берни, вот что. Иначе к чему бы я стал зачитывать тебе твои права?

— Арестован за что?

— О, Господи ты Боже, Берн! — Он вздохнул и удрученно покачал головой с таким видом, словно все его пессимистические взгляды на природу человека получили очередное подтверждение. — Этот тип, Ондердонк, — сказал он. — Его нашли в шкафу, в спальне. Связанным, с кляпом по рту и пробитой башкой.

— Так он мертв?

— А ты полагаешь, парень мог еще дышать после того, как ты оставил его в таком виде? Конечно, со стороны сукиного сына так помирать было неразумно, но именно это он и сделал. Да, он мертв, и я собираюсь предъявить тебе обвинение в убийстве. — Он показал пару наручников. — Придется воспользоваться ими, — добавил он. — Такие уж в наши дни установлены правила… Но ты можешь не торопиться, Берн, сперва запри магазин и все такое прочее. И смотри, запирай как следует. Эти воры, сукины дети, тут же углядят, что лавка осталась без присмотра.

Кажется, я так ничего и не сказал ему. Просто стоял и смотрел, и все.

— Кэролайн, придержи-ка дверь, я помогу Берни втащить столик. На улице оставлять нельзя. Да уже через час растащат все книжки до единой, а потом и сам столик упрут. О дьявол, Берни, ну как с тобой могло такое приключиться? Ты же всегда был тихим и смирным. Ну ладно, кража она и есть кража, но чтоб убивать… За что ты его, а, Берн?

— Что меня больше всего беспокоит, — сказал Уолли Хемфилл, — так это то, что стало невероятно сложно вырваться на пробежку. Времени катастрофически не хватает. Представляешь, как здорово было бы найти клиента-бегуна? Ну, ты сам знаешь, как это бывает. Многие обтяпывают свои дела прямо на поле для гольфа, над девятью лунками. «Понял вас, — сказал бы я, — но давайте сперва пробежим вокруг бассейна и посмотрим, что тут можно сделать». Не хочешь немного прибавить, а, Берни?

— Не знаю. Мы и без того бежим слишком быстро.

— Где-то около четырех с половиной миль в час, не больше.

— Странно. А я готов поклясться, мы несемся со скоростью звука.

Он вежливо усмехнулся и прибавил ходу. Я со свистом втянул воздух и старался не отставать. Занятно, скажете вы. Был все еще четверг, и я все еще не ложился спать, а было уже около шести тридцати вечера, и мы с Уолли Хемфиллом бежали по кругу против часовой стрелки в Центральном парке. Его круговая аллея длиной в шесть миль была закрыта для движения транспорта, и бесчисленное множество бегунов занималось тем, что вдыхало воздух, превращая кислород в двуокись углерода.

— Позвони Клейну, — сказал я Кэролайн, выходя из лавки в наручниках. — Скажи, пусть приедет забрать меня. Иди ко мне домой, возьмешь там бабки и постарайся внести залог.

— Что-нибудь еще?

— Желаю приятно провести день.

И мы с Реем направились в одну сторону, а Кэролайн — в другую. Я шел и размышлял о Норбе Клейне, который несколько раз представлял мои интересы в суде. Это был симпатичный низенький человечек, немного напоминающий разжиревшую ласку. У него имелся офис на Квинс-бульвар и маленькая частная практика, не принесшая ему громкой известности. Он не слишком впечатляюще выступал в суде, зато очень ловко умел обтяпывать делишки, так сказать, за кулисами, и всегда безошибочно знал, к какому из судей можно подъехать и как. Я как раз пытался вспомнить, когда мы с Норбом виделись в последний раз, как вдруг Рей, словно между прочим, заметил:

— А ты что, разве не слышал, Берн? Норб Клейн умер.

— Что?!

— Ты же знаешь, каким жутким бабником он был, ни одной юбки не пропускал. Он даже шлюх для своих клиентов поставлял, а перед тем непременно пробовал товар на вкус, и знаешь, чем кончил? Трахал свою секретаршу прямо в офисе, на диване. Девица проработала с ним лет восемь, а то и десять. И тут вдруг его прихватило. Обширная, как это ее там, коронарная… Ну, короче, помер, что называется, в седле. Бедняжка говорила, что пыталась оживить его всеми способами, и знаешь, я ей верю, но…

— Господи! — воскликнул я. — Кэролайн!

И мы коротко посовещались прямо на улице, и единственным человеком, пришедшим мне на ум, был Уолли Хемфилл, пытавшийся оградить себя от участи Норба Клейна с помощью изнурительной подготовки к марафону. У него была вполне приличная практика, правда, специализировался он исключительно на разводах, завещаниях, разного рода партнерских договорах, в этом роде. И у меня вовсе не было оснований полагать, что он сведущ в делах, так сказать, криминального толка. Однако он примчался по первому моему звонку, Господь да вознаградит его за это, и меня выпустили под залог, и я, следуя рекомендациям своего адвоката, категорически отказался отвечать на любые вопросы, задаваемые мне в полиции, и если мне удастся выдержать эту пробежку по парку, то я буду жить вечно.

— Занятно все же, — заметил Уэлли и гордо возглавил подъем на холм, словно воображал себя Тедди Рузвельтом. — Вот мы с тобой виделись только в парке, пробежали вместе каких-то несчастных несколько миль, но я всегда считал тебя настоящим бегуном.

— Да какой там настоящий! Мне больше трех миль в час не выжать. И потом, я не привык бежать в гору…

— Нет, погоди, дай мне закончить. Я же не критикую твой бег, Берни. Просто я всегда воспринимал тебя как бегуна. Мне и в голову не приходило, что ты можешь оказаться взломщиком. Я хочу сказать, ведь взломщики — это все же не совсем обычные ребята, с которыми можно поболтать о плоскостопии или там искривлении позвоночника, верно?