Ирина Шанина - Boys

Я уже давно не отношу себя к романтичным особам, поэтому мысленно записала Григория в категорию профессиональных «встречальщиков». Мы вошли в ресторан и сели за столик с видом на Кремль. Григорий говорил не замолкая. Ему было совершенно не важно, слушаю я его или нет. Он торопился рассказать о себе. Я живо представила, как он переписывается с женщинами, назначает встречи, приходит с букетом, а потом выдает заранее продуманную и много раз отрепетированную речь. Женщине же остается только сидеть, слушать и в нужных по тексту местах кивать. Он говорил и говорил… О маме, которая выгнала его из дома в шестнадцать лет. (Внимание! У всех маньяков были в детстве проблемы с мамами!!!) Выгнала, потому что он не хотел учиться. О театре, куда он устроился работать сразу после изгнания. Об эмиграции в Израиль, о возвращении, потому что там жить неинтересно, об институте, куда он все-таки поступил, поняв, что в театре больших денег не заработаешь, если не происходишь из старинной театральной семьи, о работе в коммерческой клинике, о том, как он здорово делает зубы. У самого Григория зубы были, кстати, не очень — кривоватенькие и желтоватенькие. Видимо, об этом ему до меня уже не раз говорили, потому что сразу прозвучала фраза «сапожник без сапог».

Мы съели суши, горячее и десерт. Григорий продолжал рассказывать. Мне уже было совершен но ясно, что никакой он не убийца-маньяк Ему нет смысла убивать женщин: мертвые слушать не умеют. А ему надо, чтобы слушали, чтобы заливались румянцем, принимая букет. В этом его цель, его способ самоутверждения, его основное развлечение по жизни — та пьеса, в которой он играет главную роль.

Наверное, я пару раз невольно посмотрела на часы, потому что Григорий вдруг прервал свой монолог и спросил, тороплюсь ли я куда-нибудь. Я ответила, что мне очень интересно с ним общаться, но завтра на работу, поэтому, если он не возражает, пора заканчивать. Возражать он не стал, так как еще до того, как принесли горячее, рассказал всю историю своей жизни и даже начал повторяться. Моя биография его не интересовала, поэтому во время десерта он плавно перешел к обсуждению политической обстановки в стране.

Существует некое глубоко укоренившееся в умах моих соотечественников убеждение, что политика — это область, в которой каждый является профессионалом. Англичане, если вдруг в процессе общения возникает пауза, начинают говорить о погоде: «The rain in Spain is mainly on the plain». В России же… В России в таких случаях начинают говорить о политике.

Вот и Григорий, исчерпав тему себя любимого, заговорил о тоталитаризме российской власти.

Поговорить о политике Григорий, видимо, тоже любил. Он все время называл какие-то фамилии и должности, попутно объясняя, почему такого-то ни в коем случае не нужно было на эту должность назначать. Я несколько отвлеклась и ушла в себя. Мой энергичный собеседник почувствовал, что контакт со зрителем потерян, и предложил покинуть ресторан.

Он проводил меня до машины, попутно показав мне свою «тойоту-кэмри», поцеловал руку на прощание и пообещал позвонить в ближайшие дни.

Дома я с большим облегчением вычеркнула Григория из списка. Свою программу он отработал, звонить, конечно же, не будет. Ему нужен новый зритель, а я уже видела весь спектакль. Только одно меня смущало: почему Женька поместила Григория в папку «Перспективные»? На этот вопрос могла ответить только сама Женька, но ее уже нет в живых… Я набрала номер Ивана. Ждать пришлось долго, никто не подходил к телефону, наконец трубку сняли, и я услышала гнусавый голос братца Пети:

— Алло…

— Добрый день, Ивана позовите, пожалуйста. — Я решила, быть вежливой.

— Нет его, — лениво ответили на том конце провода.

Неожиданно я подумала: а не может ли Петр что-нибудь знать о Женькиных кавалерах? Ведь он здесь уже несколько месяцев, причем как раз тех самых месяцев, на которые пришелся пик матримониальной активности его сестры. Я прокашлялась и очень строгим голосом спросила:

— Петр?

— Угу, — буркнул мой собеседник.

— Петр, это Анна…

— Угу. — Словарный запас Петра был невелик, впрочем, каких умственных высот можно ждать от третьего ребенка сильно пьющей матери.

— У меня есть к тебе вопрос, — продолжала я, начисто игнорируя нежелание Петра беседовать с кем бы то ни было.

Женькин братец напрягся, я почувствовала это даже на расстоянии.

— Скажи-ка, Петр, — продолжила я допрос, — ты в курсе, с кем твоя сестра встречалась в последние месяцы?

Петр молчал, только тяжело дышал в трубку. В книгах любят это выражение — «тяжело дышал в трубку». Главные герои и второстепенные, но значимые для развития сюжета персонажи начинают «тяжело дышать в трубку», как только им сообщают неприятное известие. В жизни я слышала подобное только один раз, разговаривая с бывшим коллегой. Он дышал так тяжело и самозабвенно, что у меня закралось подозрение, что в данный момент он занимается сексом, о чем я тут же не преминула спросить. Коллега ответил, что нет, сексом он не занимается, просто быстро идет по улице. Нельзя делать вывод о нечистой совести Петра на основании того, что он сопит мне в ухо как паровоз.

Я ждала, на том конце провода дышали и молчали, потом раздались гудки: вежливый мальчик Петя просто положил трубку. Я, слегка закипев, еще раз набрала номер, чтобы поучить этого щенка вежливости. Не удалось, он отключил телефон или просто не брал трубку. Пришлось достать мобилу и звонить Ваньке.

— Иван, привет, можешь разговаривать?

— Вас не слышно! — заорал Иван. — Говорите громче…

Еще бы ему было слышно — Ванька, видимо, где-то отрывался, на заднем плане грохотала музыка, доносились обрывки разговоров.

— Вас не слышно, — еще раз повторил он, и связь оборвалась.

Все последующие попытки дозвониться не увенчались успехом, абонент был временно недоступен.

Делать было нечего. Я проверила почту; новых писем не было, звонков, впрочем, то-же. Что ж, надо выждать пару дней, а потом написать оставшимся еще раз.

Заснуть никак не получалось. Я ворочалась с боку на бок, убеждая себя, что отдых совершенно необходим; что если я немедленно не отключусь, то завтра буду как выжатый лимон, а мне садиться за руль. Разумные и логичные доводы не помогали. Я даже была согласна, чтобы Оле Лукойе открыл надо мной свой черный зонтик, дабы провалиться в сон без сновидений, но сегодня Оле, похоже, не работал в районе Филей.

Я лежала и вспоминала свою борьбу с бессонницей — наше противостояние с переменным успехом длилось уже целый год. И вдруг зазвонил телефон, тот самый, специальный. Неужели Александр решил еще разок поразнообразить досуг? Эффектный мужчина не даст вам заснуть, звонки в районе полуночи. Телефон лежал на полу рядом с кроватью, надо было только протянуть руку.